Гил медленно распрямил затекшую от долгого труда спину, поморщился,
потер поясницу и отложил в сторону мотыгу-таклью, поглядев на солнце. Полдень.
Скоро появится Ким, а он едва-едва успел обработать треть кукурузного поля, а
значит все придется доделывать потом, после «уроков», которые иногда
затягивались на долгие часы. Гил рассчитывал именно сегодня завершить обработку
кукурузы, а завтра начать сражение на картофельных террасах, расположившихся
чуть ниже. Но надо остановиться, отдохнуть, потому что Ким не по нраву, когда
он встречает её уставшим и взмокшим. Она в таких случаях смотрит как-то
странно, осуждающе, что ли. Хотя, за что ей осуждать Гила? Ведь он сражается за
каждый день своей жизни, за кусок хлеба, за то, чтобы его семья больше не
голодала, как пять лет назад, когда они только переехали в Куско. В те тяжелые
для всех дни Гил и не представлял, что значит иметь в собственном распоряжении
несколько роскошных террас с добротной почвой и отличным дренажем, где за сезон
без труда вызревает два урожая, и работать от зари до зари, получая наслаждения
от боли в натруженных руках и спине.
Но Ким недовольна
его усердием. Она говорит, что ему надо побольше заниматься, чтобы
подняться до достаточного уровня мастерства. Она говорит, что физический труд
когда-нибудь смогут, наконец, выполнять только машины, а человек займется
самопознанием и самосовершенствованием. Гил не верил в это. Он вырос среди
трудового люда, где нормой всегда считалось работать до седьмого пота. А Ким
говорит, что Гилу нужно менять свои представления о труде.
Гил вспомнил, с каким
равнодушием Ким взирала на ровные ухоженные террасы, которые он с
гордостью демонстрировал ей, ожидая похвалы, или хотя одобрительной улыбки. Но
Ким редко хвалит. Она как будто бережет эти необходимые слова для особого
события, и уверена, что в жизни Гила случится такое событие.
Что же ей не
нравится? Он вроде усерден в учебе, прилежно выполняет все задания, даваемые
Ким, и отлично проходит тесты. Но она никогда не улыбается. Правда, Мэттью,
этот странный парень, что несколько раз появлялся вместе с Ким, сказал, будто у
неё в мозгу выросла страшная опухоль, которую нельзя убрать, и будто ей в
голову вставили какую-то штуковину (кажется, он называл штуковину
«стабилизатором»), не позволяющую
опухоли расти, но при этом лишившую Ким чувственного восприятия мира. То есть не может она испытывать никаких
эмоций, ну разве что самые простые:
недовольство, удовлетворение, удивление… Но а как же жить без эмоций? Как можно
жить и не радоваться восходу, или дождю, или вылупившемуся из яйца цыпленку,
храбро делающего первые шаги? Или
новорожденному ребенку? Или хорошему урожаю? Как можно не почувствовать
страстную любовь, или обиду? Нет, обида как-то не слишком приятна, но и без неё
тоже жизнь не обходится. Но Ким, видимо, не знает, что такое любовь и
ненависть. Неужели она умеет без всего этого существовать? Правда, с другой
стороны, со стабилизатором в голове в трудной и чрезвычайной ситуации не
станешь испытывать страх, и всегда найдешь нужное решение, не впадая в
панику…
Гил ухватился за
лопату-чакиталью и продолжил работу, намереваясь дойти до конца ряда до того,
как придет время «урока»… Мысли тем временем продолжали кружиться, и он
машинально прокручивал в голове все, чему научила его Ким в прошлый раз, что
просила повторить, на чем заострить внимание, какое упражнение проделать
несколько раз подряд для полного усвоения… Кольнуло в боку и Гил резко
схватился рукой за правое подреберье: проклятущая печень, никак не хочет
оставить его в покое. Уж сколько времени Мэттью колдовал над ней, а толку мало.
Впрочем, толк-то очевиден, ведь теперь Гил может есть все, что пожелает, и его
не тошнит, не выворачивает наизнанку, и в желудке больше не ощущается резей. Но
вот печень... Мэттью говорит, что у Гила наследственное заболевание, связанное
с перестройкой генов, и что лечиться нужно долго и упорно. Терпение у Гила
выдрессировано тяжелой работой, он
потерпит, только бы помогло колдовство Мэттью.
Дойдя до конца
рядка, Гил отложил мотыгу, поглядел назад, оценивая плоды труда, и торопливо
зашагал к бочке в водой, стоявшей в тени. Тедди заботливо наполнила её до краев
чистейшей водой из холодного ручья, и теперь Гил с удовольствием умывался, фыркая и брызгаясь во все стороны.
Тедди украдкой наблюдала за его купанием из-под навеса, где на открытом очаге
шкворчали лепешки из кукурузной муки, и едва заметно улыбалась. Гил помахал
жене рукой, наскоро вытерся полотенцем, накинул свежую белую рубашку и пошел в
дом, сложенный из камней, с земляным
полом и крышей, покрытой травой ичу.
Но как он не торопился, все же Ким оказалась более пунктуальной и уже
сидела в плетеном кресле, скрестив стройные ноги и сложив руки на животе.
Она всегда одевалась
в черное. Как, впрочем, и Мэттью. Обтягивающие черные брюки из тончайшей
великолепной кожи, высокие черные сапоги со шнуровкой до колен, блуза с высоким
воротником, закрывающим горло… В жару и в холод – всегда в черном. Только в
самые морозные дни она ещё накидывала кожаный длинный плащ почти до земли, и,
кажется, никогда не испытывала дискомфорта. Иссиня черные волосы до плеч,
закручивающиеся в тонкие спирали, издалека походили на проволочный парик,
отливали на солнце металлом и оттеняли ярко-синие удивительно безмятежные глаза,
от которых не ускользала ни одна мелочь.
Гил робко
остановился в дверях, нерешительно теребя край рубашки. Ким смотрела на него,
ожидая, видимо, что он поздоровается первым, но у него, как всегда, отнялся
язык при виде её.
Она не вызывала в
нем страха. Как он мог её бояться, если она столько сделала добра для него и
его семьи? Дочь Гила, крошка Милли, начала говорить после того, как Ким и Мэттью вылечили её. Тедди избавилась от
постоянных головных болей и бессонницы, скот начал давать больше молока, да и
телята рождались на редкость здоровые и ладные. Ким пыталась убедить Гила, что
это – его прямая заслуга, что это он после занятий начал использовать свою
внутреннюю энергию на благо живых существ, что до этого момента дар находился в
зачаточном состоянии. Гил послушно кивал головой, но ровным счетом ничего не
понимал из её объяснений.
И все же Ким
вызывала в нем странное чувство преклонения, раболепия. Она умела много
такого, что не умел даже сам Господь
Бог, и одно это обстоятельство холодило душу… Гил читал Библию, ходил в
церковь, был богобоязненен, но Ким переворачивала в нем все старые
представления о могуществе Бога. Это
пугало. После «уроков» Гил смог сам привлекать грозовые тучи на Куско тогда,
когда посевы на террасах особенно нуждались во влаге, или наоборот, отгонять их подальше, чтобы дождем не побило
молодые всходы. Ким поощряла такие «чудеса», но Гилу стоило немалых трудов
заставлять себя идти против воли Господа… «Уроки» сильно терзали его душу, мучая
сомнениями. Поэтому он, простой крестьянин средних лет, опасался смотреть в
глаза Ким, не желая расстраивать её своим суеверным страхом.
Ким шевельнулась в
кресле, устраиваясь поудобнее, и сказала:
- Здравствуй, Гил…
Как кукуруза? Я заметила – листья сохнут… Почему ты не поливаешь террасу?…
Он сглотнул, уловив
в её голосе недовольные нотки. Вообще-то у неё был особенный голос. Волнующий.
Глубокий. Таким голосом, наверняка, поют ангелы в честь Господа, и всякий
слышащий их, падает ниц и воздает благодарную молитву небу… То, что человек
обладает голосом ангела – как-то не совсем правильно.
- Дождя давно не
было… - ответил он, чувствуя дрожь в коленках.
- Вот как? – она
наклонила голову к плечу, рассматривая его. – Что ж, садись, Гил,
поговорим…
Он осторожно приблизился,
сел на плетеный табурет и сжался.
Ким переплела пальцы
и произнесла:
- Давай-ка для начала вспомним все то, что я
говорила тебе на первых «уроках»… Сможешь повторить?
- Смогу, - ответил
он, оживая. Памятью он обладал исключительной и знал, что Ким этим очень
довольна. – Вопрос – ответ?
- Ладно, - кивнула
она. – Итак, кто такая Джетана Спеллер?
- Джетана Спеллер –
основательница общества Тайники Сознания, -
ответил Гил, радуясь тому, что может запросто воспроизвести говоренное
Ким слово в слово. – После войны она начала программу объединения всех людей,
наделенных даром, для того, чтобы найти спасение для планеты. Она написала
книги с подробными пояснениями и хронологическим дневником, рассказывающим об
этапах создания ТС, а также учебники по
обучению и самореализации. Своих последователей она называла Иными…
- Почему она начала
деятельность по объединению иных?
- Потому что во
время войны планета подверглась радиоактивному заражению, радиация вызвала
мутации в генах, и породила новых людей, наделенных особым даром, многоплановым
и неисчерпаемым. Иных люди называли мутантами и боялись, но за иными стояло
будущее планеты. Джетана Спеллер была уверена, что только при тесном
сотрудничестве всех иных, а также людей, можно очистить Землю от радиации и
создать новую цивилизацию, способную открыть путь к звездам и параллельным
мирам.
- Почему люди
боялись иных?
- Потому что иные… -
и Гил запнулся, боясь сказать жестокое слово «уроды». Он поискал замену, сразу
не нашел и смутился, отчего его смуглые щеки сразу покрылись розовыми пятнами.
– Потому что…
- Ну, - подбодрила
Ким.
- Э-э… Они другие.
Они отличаются от людей, - нашелся Гил. – Так?
- Так, - кивнула
Ким. И вдруг неожиданно задала вопрос, который ранее никогда не звучал: - Ты,
Гил, чувствуешь себя иным?
Он изумленно вскинул
на неё блестящие глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Не молчи,
закричал он сам себе, холодея. Она же слышит твои мысли! Отвечай же,
отвечай!…
Но что отвечать? Да,
Гилу досталось нечто такое, что невозможно объяснить просто словами… Это дар.
Но чей? Дар Господа? Или природы, созданной им? Или сатаны, пославшего Земле
тяжкое испытание в виде войны, уничтожившей почти все население мира… Сколько ж
народу сейчас осталось? Миллион? Два миллиона?… Страшно… И среди выживших
большая часть иных. А он? Ким говорит, что иные – совершенно другие, но Гил
другим себя не чувствовал. Уроды, в его понимании, обладали чудовищной внешностью, а он, слава Богу, нормален…
Только вот печенка постанывает. Но у кого не бывает таких проблем? Да у
всех.
Ким коротко
вздохнула, не дождавшись ответа. Гил виновато опустил голову.
- Ладно, Гил, -
сказала Ким. - Перейдем к домашнему
заданию. Ты все выполнил, как я говорила?
Он кивнул, не
поднимая глаз.
- Готов к демонстрации?… Начинай.
Итак, сказал он сам
себе, наступило время очередного штурма своей совести, Гильермо. Ким добра и
терпелива, разочаровывать её нельзя.
Он спустился с
табурета на земляной пол, поджал ноги в позе лотоса, опустил расслабленные руки
на колени и замер. Сначала надо
отпустить все чувства и мысли, потом сосредоточиться, представить то, чего
хочешь достичь, а потом действовать…
Ким внимательно
следила за его мыслями, стараясь не вносить свои корректировки раньше времени.
Она всегда приветствовала самостоятельность во многих вопросах, но все же
старалась не давать полной свободы уязвимому сознанию ученика.
Сейчас она
моментально различила первую ошибку: Гил не избавился от чувств полностью,
сохраняя всё ту же навязчивую мысль,
так мешавшую занятиям. Он боялся своего дара и своей способности призывать
дождь. С первой минуты знакомства с крестьянином Ким чувствовала его страх и
неуверенность. Сначала это был страх перед самой Ким – непонятной, чужой,
странной, загадочной и всесильной. Позже страх перерос в поклонение. Затем Гил
стал бояться ощущений, которые возникают в нем во время «уроков» и выполнения
упражнений, и последствий этих упражнений. Он никогда не говорил о своих
страхах, но Ким не нужно ничего говорить, она и сама все прекрасно понимает.
Небо свидетель, Ким приложила массу стараний, чтобы снизить показатель
первопричинного страха до нуля, однако даже ей, учителю с солидным опытом
работы, мало что удалось.
Похоже, этот человек
рождался и взрослел в атмосфере вечного испуга. Страшась, сделал свои первые
шаги, изнывая от ужаса, произнес первое слово, содрогаясь, признался в любви любимой
девушке…
Тем не менее, Ким не
теряла надежду все исправить. Время было на её стороне.
Вот Гил, наконец,
сумел войти в транс. И сейчас работа Ким значительно усложнялась: она не должна
ни в коем случае позволять страху
влезать в мысли, иначе искаженная переживаниями пси-энергия переметнется к
отрицательному показателю и тогда нанесет немало бед тем, кто такую энергию
может воспринимать подсознанием. А кто это конкретно? Все: младенцы, животные,
растения, вода, земля, воздух и свет… У Гила блестящий талант – он способен
одной только своей направленной мыслью исправлять дисбаланс в любой ауре. И
расстояние ему не помеха. А значит все, кто ему дорог, кто близок, может
радоваться жизни, находясь под защитой психической энергии Гила. Стоит ему серьезно
поднапрячься, искренне желая какому-то
существу добра и света, как мысль обретает ощутимую структуру и форму и доходит
до адресата, действуя, как самое эффективное и безопасное лекарство. Прежде (да
и сейчас тоже) Гил растрачивал свой дар
на горячие молитвы. В деревне его считали святым – и правда, как объяснить
чудеса исцеления безнадежно больных и чудо долгожданного ливня, как не
благостью, данной человеку свыше? И Гил считал, что только Господь дает ему
силы творить добро. Но Ким старалась убедить его, что над его даром властен
только он сам, и только он сам ответственен за то или иное «чудо»… Ах, эта
деревенская религиозность… Если бы найти средство от фанатизма, то сколько
можно сэкономить сил и времени учителей!
Гил на сей раз справился
со своим недостатком и быстро вышел на начальный уровень. Ким сопровождала его
по ступеням сознания, и одновременно оценивала, как меняется напряжение в
стабилизаторе. Нельзя позволять мыслям выходить за пределы ограничения,
установленные все предусмотревшей природой. А то не миновать бедняге сильного
психического расстройства и головных болей.
Так, так, уже лучше…
Вот и нужный уровень. Мысленно Ким сказала: стоп. Гил услышал её. Смотри,
сказала она, и запоминай… Нет ничего сложного. Она увеличила выход своей
пси-энергии, достигла точки перехода на материковый уровень и Гил с удивлением
отметил, что все его органы чувств резко обострились. Он уловил перемену
давления в атмосфере, увидел разрозненные смешные облачка, причудливо взбитые
ветром, и почувствовал запах дождя и мокрой земли.
Смотри, снова
сказала ему Ким, незримо присутствуя рядом. Я пользуюсь твоей энергией и только
благодаря ей нахожусь вместе с тобой.
Видишь эти облака? Пока они самостоятельно доберутся до Куско, пройдет немало
часов. Да и давление не располагает к их перемещению на запад. Так что твоя
задача, как обычно, заставить облака идти следом за тобой, и при этом
подтягивать остаточные резервы с запасами влаги… Помнишь, как мы это делали в
прошлый раз?
Он помнил. Все
сомнения улетучиваются, когда твоя мысль зависает на километровой высоте над
поверхностью планеты и видит все, что происходит вокруг… Далеко внизу сияют
горы, лентой струится река, кажущаяся неподвижной, и весь небольшой Куско похож
на кукольный город, построенный из камня и дерева.
Если забраться чуть
выше, то трудно дышать, холод хватает за горло (хотя Ким утверждает, что это
только кажется, ведь чистой мысли, взлетевшей в небо, дышать не нужно) и
соображать почти невозможно. Может, со временем, после долгих и упорных занятий
Гил сумеет преодолевать все препятствия, возникающие на пути мысли, и
побывает везде, где захочет, а пока его
контролирует воля Ким, и он зависит от неё.
Не отвлекайся,
сказала Ким…
Он покорно принял её
недовольство. Обостренные чувства потянулись к облакам, сила пси-энергии стала сбивать их в единую массу… По мере
того, как облака приближались друг к другу, они серели, набухали, стали
постреливать серебряными молниями и глухо зарокотали, сталкиваясь мягкими
боками. Гил вел их за собой, как послушных овечек… Вот внизу Куско. Теперь –
стоп, тучки. Вам нужно избавиться от воды именно здесь. Только не
переусердствуйте, я ведь не хочу, чтобы
потоки дождя смыли террасы с посевами…
Тучи заворочались,
волнуясь и предвкушая веселую работенку. Ким следила, а Гил разрешил грозе
взорваться целым снопом молний и могучего
грома. Запахло озоном, электричеством
и холодом. Дождь обрушился на Куско, щедро заливая улицы, площади, переулки…
Потревоженный народ бросился с улиц по домам и под навесы, прикрываясь
от воды газетами, зонтиками, сумками, просто ладошками… Застучали крупные капли
по черепичным крышам, смывая пыль и песок, прибил мусор к земле, освежил
воздух.
Гил радостно
созерцал картину всеобщего бегства, не замечая, как температура стала опасно понижаться… Ким окликнула его,
и он, спохватившись, попытался остановить дождь, но тот вырвался из-под
наблюдения и в полную силу захлестал упругими нитями по городу и террасам…
Мгновение, и вместе с водой посыпались круглые градины, сбивая листья на
деревьях, и, подпрыгивая, покатились по мощеным улицам, разлетаясь мелкими
осколками… Ким быстро перехватила инициативу, сгребла тучи и забросила их
подальше от Куско, пока они не уничтожили растительность окончательно.
Гил растерялся,
попытался помочь и тут же получил электрический разряд, пробежавший по всему
телу. Охнув, ученик вышел из транса столь стремительно, что чуть было не
лишился сознания.
Тяжело дыша и
обливаясь потом, он открыл глаза и обнаружил, что по-прежнему сидит в позе
лотоса в комнате своего дома, а напротив, утирая испарину со лба, и переводя
дыхание от невиданного напряжения,
стоит Ким.
- Гил, это неразумно
– позволять стихии делать то, что ей вздумается, - сказала она.
Ох, лучше бы она
ударила его, чем делать замечания таким голосом… Гил готов под землю
провалиться от стыда за свою ошибку, так зачем же учитель мучает его?
Ким отдышалась,
снова села в кресло и сплела пальцы в замок.
- Ты понял, что
произошло? – спросила она.
- Понял, сеньорита
Ким, - прошептал он. – Я упустил из виду ветер.
- Нет, неверно. Ты
позволил себе ослабить концентрацию ионизированного пояса вокруг себя, и, как
следствие, ослабло твое влияние на тучи. Когда занимаешься изменениями погоды нельзя отвлекаться по пустякам.
- Я понимаю, -
сказал он.
Она прислушалась к чему-то внутри себя. Гил
мысленно закричал: Господи, прости меня за своеволие! Я позволил себе вмешаться
в твои дела, позволил себе возомнить равным тебе! Ты преподал мне урок,
Господи!… Прости…
- Вот что, Гил, -
произнесла Ким. – На сегодня мы закончим занятия. Я приду послезавтра в обычное
время. Ты устал, я вижу. Отдохни,
поразмышляй, помедитируй. Это лучший способ успокоить расстроенное сознание… И
пойми – ты иной, Гил. Ты - один из
тысяч разумных созданий, которые должны гордиться своим даром, и развивать его
на благо людей и благо Тайников Сознания… Почувствуй себя одним из нас, и твои
сомнения перестанут быть навязчивыми и пугающими…
Он хрипло
сказал:
- Я чувствую себя
иным… Кажется.
Ким посмотрела на
часы. Поздно, надо возвращаться в Тьеррадентро. Мэттью хотел что-то сообщить ей
ещё перед уходом на «урок», но она не могла опаздывать.
- Гил, через две-три
недели я покажу тебе наш Тьеррадентро, - сказала она, следя за его реакцией. А
он вскинул голову, изумленно округляя глаза. И опять страх, отметила Ким. – Что тебя пугает?
- Я… Как –
Тьеррадентро? – пролепетал он.
- Я рассказывала
тебе о городе под землей, - терпеливо проговорила Ким. – Это место, где
работают иные, где ты будешь сдавать квалификационные экзамены. Помнишь?
- Город внутри
земли, - прошептал Гил.
- Там ты сможешь
пообщаться с такими же, как ты… До свидания, Гил.
- До свидания,
сеньорита Ким.
Она выпрямилась,
вытянула руки по швам, прикрыла глаза и её силуэт заструился, как отражение в
воде. Материя стала чистой энергией пси, скользнула неуловимой тенью в окно и
исчезла в сером светлеющем небе.
Тедди осторожно
вошла в комнату и вопросительно посмотрела на мужа. Он стоял у окна и глядел на облака, расплывающиеся в разные
стороны.
Он ощутил её
присутствие, оглянулся и сказал:
- Я сегодня был в
небе. Веришь?
Она улыбнулась:
- И как там?
- Слишком красиво.
Слишком свободно.
- Ты испугался
свободы?
- Я испугался своей
силы. Я привел сюда облака, а ведь только один Господь может решать, когда
посылать нам дождь. Я снова и снова иду против его воли, Тедди, он накажет
меня.
- Ким так не
считает.
- Ким ничего не
боится. Она нашла другую веру. Она говорит, что человек независим от воли бога
и от могущества… Но все в мире – от него.
- Слушай Ким. Она знает много такого, что не
знаем мы. Верь ей, Гил. Она не может обмануть.
- Она не ощущала на
себе взгляда бога. А я ощущал. Бог любит нас, пока мы смиренны и скромны. Но
человек влезает в его обитель. Он
накажет нас.
- Будем молить его о
прощении, - сказала жена, прижимаясь к Гилу. – Он добр, он поймет…
Путь от перуанского
Куско до Тьеррадентро, что находится на территории бывшей Колумбии, в горной петле Нудо-де-Пасто, пешком не преодолеешь. До войны над
материком летали самолеты, но потом содержать их стало некому. Люди почти не путешествовали, ограничиваясь
телефонными звонками (благо, столбы восстановили, да спутники на орбите
сохранились. Понадобилось немало лет, чтобы заставить их снова работать на
человека, возродить к новой жизни). Но иным не нужны самолеты, чтобы
преодолевать расстояния, ведь для этого у них есть подчиненная воле пси-вэй.
Переходишь на нужную волну и спокойно уносишься в виде невидимой для глаз
энергии туда, куда заблагорассудится. Только вот пока океан – стихия трудно
преодолимая. И иному нужны остановки для отдыха. Джетана Спеллер,
родоначальница нового поколения, могла покорять и такое пространство, да только
много ли иных, по силе способных сравниться с самой Джетаной? Нет их. И
все.
Ким пронеслась над
горными цепями Кордильер, над Ла-Монтанья, не задерживаясь на передышку,
и прибыла в Тьеррадентро – подземный
- «внутренний», - город, спрятавший от посторонних глаз. Он
встретил её обычным оживлением, небольшой очередью из пяти человек перед зоной
пропуска, и шелестом скоростных лифтов.
Сколько средств и сил вложено сюда! До войны
в Тьеррадентро располагались бункеры для правительства, которыми предполагалось
воспользоваться в случае атомной войны. Война закончилась, а бункеры,
оборудованные автономными электрическими подстанциями, водопроводом, очистными
воздушными фильтрами, отличными лабораториями на нижних, изолированных уровнях,
и складами продуктов питания обрели
хозяев - иных. Много пришлось работать,
чтобы устроить в подземном городе
штаб-квартиру Тайников Сознания. Но все получилось. Благодаря Джетане и её последователям.
Просторный зал,
начинающийся за зоной пропуска, наполнялся звуками летящих лифтов, жужжанием
механических уборщиков, звонкими голосами учеников, стоящих перед великолепным
портретом Джетаны Спеллер, и что-то громко обсуждающих. Ким поискала глазами
старшего учителя, увидела, что он внимательно следит за действиями и мыслями
своих подопечных, кивнула, здороваясь, и по лестнице спустилась на свой
этаж.
Едва она присела в
кресло, включив компьютер, как в кабинет вошел Мэттью Гендерсон – эксперт по джетановой пластике девятого
уровня. Он держал в руках листки с разноцветными таблицами.
- Взгляни-ка, -
сказал он мрачно.
Она окинула взглядом
всю страницу сразу, моментально разобравшись в причудливой схеме сложных
обозначений.
- Это проверено? –
спросила Ким.
- Я сам все
проанализировал, - ответил Мэттью, присаживаясь в кресло напротив Ким. – И даже
я, эксперт с опытом, не могу дать никакой гарантии, что сумею исправить генетические искажения. Они
потянут баллов на шесть, Ким. Точнее, на пять целых и девяносто восемь сотых.
Слишком высокий показатель.
- Что ты
предлагаешь?
- Как пластик я не
возьмусь за работу, говорю сразу. И никто не возьмется. Это создание не сможет
полноценно мыслить, даже если снизим балл до трех. Мы не имеем права мучить его подобными экспериментами.
Она покосилась на
него и не ответила.
- Ким, пока срок
достаточно мал, нужно убрать его из матери. Хватит им мучений Милли, а тут ещё
на их головы свалиться такая беда…
- Уродец…
- Мягко сказано.
Срок – две недели, мы сделаем так, что она и не узнает, что ждала ребенка.
- Уродец, -
повторила Ким задумчиво. Жестоко, но
такова судьба иного. Если ты не стерилен по прихоти генов, то должен избегать
продления своего рода. Искажения ДНК матери плюс искажения ДНК отца – вот
кошмар, с которым приходиться сталкиваться каждый день врачам Тьеррадентро.
Природа беспощадна. Начавши изменять свои создания, она не желает
останавливаться. Единственная надежда -
люди. Только они могут иметь детей, среди которых природа выбирает самых
крепких и наделяет их особым даром – даром быть иным.
Ким смотрела на
листок со схемой, и вместо сухих цифр и бестолковых значков видела маленькое
живое создание, совершенно не виноватое в
том, что природа поизголялась над ним.
- А что с Милли? –
спросила Ким.
- Тут все намного
оптимистичнее. Голосовые связки мы ей восстановили, но пришлось удалить одно
легкое, то, которое атрофировано. Сейчас ей будет тяжеловато в разреженном
воздухе Куско, но ей уже выращивают новый орган, и мы сможем сделать пересадку
через пару месяцев. Она начала нормально кушать после восстановления утерянной
части двенадцатиперстной кишки, но надо обязательно следить, чтобы ей опять не
пришло в голову пробовать на вкус стекло.
- Милая девочка, -
сказала Ким.
- Ох, не знаю, -
покачал головой Мэттью. – Потенциал невысок, и Вит считает, что она нуждается в
опытном учителе и постоянном
надзоре.
- Я подыщу ей
учителя, - ответила Ким.
- Как с уроками? –
спросил Мэттью.
- Все то же
самое. Сегодня Гил едва не уничтожил
градом собственные посевы. Ему мешает постоянный страх.
- Ты нашла причину
страха?
- Религиозность. Он
так верит в Бога, что не может принять самых простых вещей. Он боится и меня, и
себя. Боится своего дара. Он считает, что Господь непременно накажет его за то,
что он забирается в его дела, меняет погоду, учится левитации и телекинезу. Он
боится всего, что связано с даром. Мне это очень мешает. Я хочу привести его
сюда, в Тьеррадентро. Но не рассчитываю на скорую перемену мышления.
- Я предупреждал,
что абсолютная вера опасна. И в первую очередь – для самого учителя.
- Но он нам нужен! –
возразила Ким. – Я не могу отказаться от его талантов. После пройденного пути –
не могу.
- Хорошо, - сдался
Мэттью. – Тебе решать… Значит, ребенка Гильермо Феррера придется изъять.
- Для него это
станет ударом.
- Ударом для него
станет рождения урода без мозга.
- Ладно, - сказала
Ким после паузы, затянувшей немного дольше, чем следовало бы. - Подтверждаю
решение.
Мэттью поставил
пометку на листе.
- Дальше, - сказал
он. – Кларк Льюис… Я простимулировал зону слуха, она готова к работе. На днях я
сниму контрольные показания и проведу испытания протеза. После этого смело
можно подключать слух к стабилизатору… И Вит передал для тебя распечатку данных
мозговой активности Кларка, как ты просила. Это с последнего вашего урока.
Ким взяла листок и
тень пробежала по её обычно неподвижному лицу. Карандашом она быстро написала
что-то возле каждого пика на графике, а потом постучала по одному пику пальцем:
- Вот этого здесь
быть не должно. На том уровне, который Кларк сейчас освоил, не должно
быть.
Мэттью заглянул в график.
- Импульс-реакция на
вмешательство? – спросил он.
- Верно. Только вот
на чье вмешательство?… Придется проверить все тщательнее при личностном
контакте.
- Ты думаешь,
мальчик готов к такому испытанию?
- Вит подстрахует.
Пока я не определю, почему в мозге возникает
такая странная активность при трансе, я не смогу дальше работать с
учеником.
- С Феррером ты
нашла причину, да только пока это мало что дало, - заметил Мэттью.
Она бросила на него
косой взгляд, и он поежился от его холода. Скрывая неловкость, Мэттью подал
следующий листок.
- Это данные о наших
найденышах из Ороя, - сообщил он. – Сдвиги довольно ощутимы. Ребят сегодня
перевели в Тьеррадентро, в отдел виртуального воспитания.
- Как они себя
чувствуют?
- Получше, - сказал
Мэттью. – От людей больше не шарахаются, не впадают в истерику, не паникуют, но
общаться особенно не хотят.
- Кому их
передали?
- Лиз.
Ким недоуменно
подняла брови.
- Что ещё за
новости?
- Ты же сама
говорила, что Лиз готова к серьезной работе, - пожал плечами Мэттью. – И
вообще, у девочки большие планы и масса талантов. Пусть попробует.
- Нет. Плохая идея.
Ребята с завода – случай тяжелый. Если у Лиз сразу многое не получится, она
потеряет интерес к работе. Слишком ответственно, слишком тяжело для молодого
эксперта.
- Понимаю, - кивнул
Мэттью иронично. – Ты хочешь забрать детей себе?… Но ты не потянешь такую
ношу!… Безнадежный Гильермо Феррер, амбициозная Мета, слабовольный Кларк, а
теперь ещё и дикие звереныши с заброшенного завода…
- Я справлюсь, - с
нажимом ответила Ким.
- Твое право, -
Мэттью покачал головой. – И раз уж ты желаешь стать опекуном ребят, я хочу изложить тебе кое-какую идейку…
Ким знаком разрешила
ему говорить, а сама занялась рассматриванием и анализом данных о детях.
- Я прочитал кое-что
из работ Джетаны, - начал Мэттью. – Потом поразмышлял, вспомнил себя, свои
ощущения, после того, как меня вырвали
из привычного мира и заставили привыкать к новым условиям жизни… Чего я боялся?
Я боялся того, что эти взрослые и непонятные существа вокруг меня поймут, что я
совершенно беззащитен перед их сильными мыслями и точно выверенными и
составленными образами… И оройские ребятишки, несомненно, чувствуют то же
самое… Мы увели их с заброшенного завода, спасли от голода, отчистили от грязи
и блох, одели, обули… Но, Ким, они прожили самые важные периоды становления
личности в полной изоляции от людей. Они никогда не видели человека и не
понимают толком, что это такое… Сейчас они живут в виртуальном мире Игры, он
почти полностью повторяет их обитель на заводе, но все же они слышат новые
мысли, испытывают непонятные ощущения во время контактов. Они перестали нас
бояться, но не начали доверять. То ли
не хотят, то ли не могут. А может для доверия им не хватает информации?
- Разве мы мало
давали им информации? – спросила Ким, не поднимая глаз от листков.
- Достаточно. Но не
того рода, что им требуется. Понимаешь, дети должны все щупать, трогать,
изменять, переделывать, подвергать анализу… Они должны понять, что люди вокруг
них – не просто образы и видения в голове, а реальные существа… Вот тогда я
подумал – а не включить ли в их Игру взрослого, который мог бы преподать им
основы доверия? Пусть они привыкнут к тому, что на их территории есть чужак, и
чужак не агрессивный, а
доброжелательный и понимающий. Словом,
реальный учитель. Причем, очень близкий по духу.
- И, конечно, этим
взрослым чужаком станешь ты? – Ким оторвала взгляд от графиков и внимательно
посмотрела на Мэттью.
Он откинулся на
спинку кресла, покачался в нем, и сказал небрежно:
- Не стану
настаивать на своей кандидатуре, но почему бы нет?
- Потому что ты не
знаком с тонким психоанализом и
особенностями социального взросления трудных подростков.
- Я же не собираюсь
действовать без плана, - возразил Мэттью, всей душой страстно желая, чтобы Ким
хотя бы подумала над предложением. Идея
мучила его вот уже несколько дней и выложить её перед рассудительной и умной
Ким стоило ему немалых усилий. – Все продумаем и попробуем.
Она пожевала губами,
шурша листочками бумаг.
- Хорошо, - наконец
сказала она. – Я подумаю.
- Отлично, -
обрадовался Мэттью. – Тогда у меня все.
- У нас с тобой
занятие через три с половиной часа, - напомнила она.
- Увидимся.
Он оставил её
работать с бумагами, а сам потихоньку вышел в коридор, закрыл за собой дверь и
только тогда облегченно перевел дыхание. Какая все-таки удивительная штука –
натура иного. Ведь Ким по уровню специализации даже рангом ниже – всего восьмой
пункт, а у него, Мэттью Гендерсона, эксперта по джетановой пластике – девятый!
И данное обстоятельство не мешает ледяной Ким главенствовать в тройке учителей,
куда входят координатор-специалист по стабилизаторам и прочим тонким штучкам в
мозге, врач или эксперт по пластике (в
зависимости от того, какие искажения в анатомии и физиологии главенствуют у
ученика), и эксперт по психоанализу и социальному взрослению. И обычно в
тройках нет лидера, а вот в тройке Мэттью и он, и координатор Витор Сати с
первых минут попали под влияние Ким, хотя она-то сама, может, этого и не осознает. Она просто делает свою
работу, всеми силами помогает Виту и Мэттью, и даже берет иногда часть из забот
на свои плечи. Несгибаемая Ким Доу! И все, прежде, чем переступить порог её
кабинета, внутренне собираются, сосредотачиваются, готовятся к разговору,
словно за дверью сидит не учитель Ким, а шеф объединения ТС – Бьюз. Хотя вот
Бьюз никто особенно не боится. Она проста в общении. Но Ким…
Перед Ким
вытягиваются в струнку самые храбрейшие ученики. Не то чтобы боятся, а просто
испытывают непонятную дрожь от холодной уверенности и абсолютного спокойствия в
словах и поступках эксперта. Мэттью, хоть и работал в тройке с Ким не один год,
с ней ощущал себя нашкодившим учеником, а не специалистом и руководителем
отдела по джетановой пластике.
Сообщив о своей
идее, у Мэттью словно гора с души свалилась. Ким не возражает, значит, он не
ошибся в направлении своих мыслей. Только вот сказать ей о том, что он начал
внедрять свой план ещё до того, как поставил её в известность, смелости не
нашлось…
Такая это Ким – она
никогда не кричит, не ругает, не обвиняет, не ищет виновных, но достаточно
одного её недовольного слова или простого прищуренного взгляда, и самая
оригинальная и свежая мысль начинает
отдавать плесенью и пошлостью…
Он прислушался, о
чем в кабинете задумалась Ким. Услышав,
что она погрузилась в размышлениях о проблеме Кларка, Мэттью поспешил уйти,
пока Ким не заподозрила чего-нибудь.
Ребят с Ороя –
древнего заброшенного завода по переработке полиметаллических руд, - поселили в лаборатории отдела виртуального
воспитания, на третьем уровне Тьеррадентро. Сама лаборатория занимала
колоссальную площадь, и разделялась на залы Игры, комнаты операторов и боксы
психоанализа. В залах работала сама Игра – ненастоящий мир, создаваемый
опытными операторами для обучения
трудных детей. Придуманная реальность на сто процентов отвечала запросам
детского сознания и помогала более полно раскрыть возможности и скрытые резервы
характера.
Четыре ребенка – два
мальчика и две девочки в возрасте от восьми до одиннадцати лет, - провели
первые десять лет своей жизни на старом, полуразрушенном заводе,
предоставленные самим себе. Понятное дело, что дикость стала их характерной
чертой, они, к тому же, получили от природы «подарочки» в виде уродств
различных степеней, но пластику Мэттью Гендерсону уже многое удалось исправить,
возвратив юным созданиям человеческий облик. Однако, несмотря на все усилия
учителей, дети никак не хотели выходить на прямой контакт. Они с удовольствием
просматривали все, что проецировали в их сознание операторы, научились
пользоваться скромной одеждой, принимали игрушки и новую еду, хотя все-таки
предпочитали по привычке ловить пташек, жутких на вид жучков и крыс (которых в
Тьеррадентро искусно делали из питательных смесей и различных соков, по вкусу
напоминающих естественные соки животных и насекомых), но отказывались отвечать.
Никакими способами не удалось вызвать их на контакт сознаний, а при малейшем
проявления насилия они тотчас же
запирались в себе и отталкивали все, что хоть немного отличалось от привычного
им мира.
И вот с самого
первого дня, как только посетила Мэттью идея о внедрении себя самого в Игру, он
стал действовать. В первый раз он появился в Игре, спрыгнув с дерева прямо
перед носом мирно играющих детей, и безумно их перепугал. Они скрылись в своем
виртуальном убежище, которое казалось им таким же реальным, как они сами, с
непостижимой скоростью. Замелькали в воздухе загорелые ноги и черные пятки – и
вот на травяной лужайке никого нет, и даже шороха не слышно, словно и не было
тут ни души. Он специально двигался в непосредственной близости от них, чтобы
они хорошенько его рассмотрели, привыкли к запаху и манере поведения.
Ограничившись пятнадцатью минутами первого контакта, Мэттью справедливо решил,
что на сейчас переживаний для детей вполне хватит.
Потом он стал
увеличивать время своего прибывания в Игре.
Сегодня он
рассчитывал задержаться не менее часа. Хорошенько заперев дверь в зале Игры, он
сменил пароль, потом настроил аппаратуру на свои параметры, разделся, нацепил
на бедра кусок ткани и вошел в мир Игры.
Он-то знал, что все
деревья, щебечущие птички, жаркое солнце, голубое небо и ручей, пересекающий
лужайку, - все это создано фантазией иного и воплощено в действительность
машинами. Воплощено качественно. Потому что прикоснись к розовому кусту – и
уколешься, наклонись к цветку - и почувствуешь его аромат, зачерпни воды из
ручья - и можешь напиться вдоволь. И
для восприятия ребят часть заброшенного
завода, и ветер, и кучи щебня на горизонте, и бетонный полурассыпавшийся от
времени забор являлись абсолютной материей.
И незнакомый
человек, неожиданно появляющийся из-за деревьев, тоже был абсолютной материей.
Сегодня Мэттью практически не прятался за стволами деревьев, а, пригибаясь к
земле и воображая себя большой обезьяной, неспешно направился к детям. Они
тотчас же учуяли его присутствие, быстрее, собственно, чем уловили сознанием, и
на этот раз не рванулись с места, а застыли на лужайке, побросав игрушки.
Четыре пары черно-угольных глаз внимательно и настороженно смотрели на странное
создание, удивительным образом похожее на них самих.
Мэттью остановился
на краю травяной бахромы, подступающей к кольцу деревьев, остановился и припал
к земле. Он ощутил не страх, как в первый раз, а интерес. Детям он явно
импонировал тем, что старался близко не подходить, держался в удалении, не
мешал слишком их играм и забавам.
Мэттью по-звериному
поднял голову и шумно понюхал воздух. Он и в самом деле сейчас почти
перевоплотился в полудикого звереныша, которого двадцать лет назад нашли
прячущимся в крепости Мачу-Пикчу. Тогда ему было лет семь, может чуть больше, и
он впервые в жизни увидел созданий, очень сильно похожих на него, но странных,
больших, ничего не боявшихся, и гораздо более сильных и ловких. Они чувствовали
страх звереныша, но это не помешало им вытащить его из знакомого мира и
поселить в новый – чужой и загадочный,
полный непонятных запахов, переживаний, чувств, образов, шумов. Он отчаянно сопротивлялся всяческим попыткам
контакта, устраивал дикие истерики, выл на луну и бросался на всякого, кто
появлялся в его Игре. Потому что те, кто появлялись в Игре, не хотели понять его страх, его тоску по дому и простым
вещам, не понимали нежелание обмениваться образами и мыслями. Они хотели только
одного – чтобы он, в конце концов, перестал быть зверем и стал человеком, иным.
Неустойчивая психика маленького дикаря чуть не дала чудовищный сбой, но
появился некто. И этот Некто сумел найти подход, сумел мысленно обнять,
отгородить от всего реального, пожалеть, посочувствовать. Старый добрый
учитель. Он превратил уродливого зверька с обликом человека в полноценного
иного, он помог раз и навсегда усмирить животные инстинкты, развить разум и
стать высококлассным экспертом по джетановой пластике. Мэттью не смог бы забыть
учителя даже при огромном желании и
величайшем усилии воли. И теперь, когда обнаружили детишек, так
напоминающих маленького Мэттью, эксперт Гендерсон не мог поступить иначе и со
стороны наблюдать за процессом социального взросления ребят, не принимая
никакого участия в обучении.
В новой для себя
роли – потенциального вожака стаи, - Мэттью ощущал себя достаточно комфортно. И
дети принимали его таким.
Припав к земле, он
выждал несколько минут, потом в резком и красивом прыжке легко поймал какую-то
пеструю птичку (сразу видать, операторы не старались придать ей особенной
увертливости и быстроты), с рычанием зубами откусил ей голову и бросил на
траву. Дети изумленно глядели на добычу. Мэттью вытер «окровавленные» губы (что
это ещё придумали «повара» вливать в птиц вместо крови?), оскалил зубы, схватил
теплую тушку и швырнул в сторону ребят. Она шлепнулась прямо возле их ног.
Младшая из девочек с визгом вскочила, но остальные не шевельнулись. Было
очевидно, что они готовы решиться на отчаянный поступок – принять подарок в
виде еды от чужака.
Помедлив, старший
мальчик, не сводя круглых глаз с Мэттью, осторожно протянул руку и взял птичку.
Эксперт Гендерсон мысленно улыбнулся: отлично, дело сдвинулось с мертвой точки.
Краем глаза он
увидел движение возле левой руки, шевельнул пальцами и сразу же забилась в
ладони серая крыса, небольшая, но достаточно толстая, неповоротливая, чтобы
дети в любом случае могли бы её без труда поймать. Мысленно содрогнувшись
оттого, что ему придется откусить голову и этой мерзкой твари, Мэттью храбро
вцепился в неё зубами. Крыса вдруг заверещала так пронзительно, что эксперт от
неожиданности едва не закричал сам, услышав его. Сработал рефлекс и верещащая и
дергающаяся крыса полетела в сторону… Мэттью отскочил, сдерживая дрожь в
коленках, и вдруг увидел, как старший мальчик закинул голову и громко-громко
рассмеялся…
Девочки робко
придвинулись к нему, а он хохотал, уловив секундный ужас взрослого,
испугавшегося обыкновенной крысы…
Мэттью яростно
почесал голову, подождал минуту и скрылся за деревьями. Цель достигнута. Дети
приняли его за своего.
Довольный, он
покинул Игру и очутился в полутемном зале. Тихо жужжали машины, проецировавшие
картины Игры, а в целом Тьеррадентро
казался погруженным в сон.
Мэттью направился
было к оставленной на стуле одежде, как вдруг вспыхнула настольная лампа в
глубине зала, и раздался ироничный голос Вита Сати:
- Отлично
смотришься… без штанов.
Мэттью инстинктивно
прикрылся рукой, но тут же гордо выпрямился и сердито произнес:
- Я же сменил пароль
на замке. Как ты сюда проник?
Вит грустно
вздохнул, словно бы удивляясь наивности своего коллеги.
- Видишь ли, мой
дорогой, - сказал он, – я координатор, и по долгу службы каждый день работаю с хитроумной техникой. Сломать
электронный замок на дверях лаборатории
– пара пустяков для меня… И к тому же, - добавил он многозначительно, - ты не
проверил комнату оператора. Я там как раз налаживал аппаратуру. В операторской
нет замков, как ты сам понимаешь…
Мэттью торопливо
оделся, а Вит развалился в кресле, закинув ногу на ногу.
- Даже не вздумай
проговориться Ким, - предостерег Мэттью.
- Ким? – искренне
изумился Вит. – Нет уж, у меня своих забот полно. Не хватало ещё подключать к
твоим штучкам нашу железную леди.
Мэттью сел напротив
Вита, пригладил каштановые волнистые волосы и спросил:
- Видел? Ребята
начали доверять мне.
- Видел, - улыбнулся
Вит. – Отличная работа, признаю. Только смущает меня одно обстоятельство – не
станет ли твоя инициатива противозаконным деянием? Ты сильно рискуешь, действуя за спиной Ким.
- Рискую, -
согласился Мэттью. – Но риск того стоит.
Они помолчали,
наслаждаясь тишиной и полумраком. Сектор Игры тщательно экранирован, он не
пропускает ни единой посторонней мысли, и только здесь можно иному полностью
расслабиться. Сам Тьеррадентро всегда наполнялся мыслями и эмоциями, от них
невозможно было никуда скрыться, потому что они навсегда стали частью подземной
лаборатории. Пожалуй, только координаторский уровень во многом походил на
сектор Игры, но даже там постоянно вертелись чужие мысли. А здесь, в отделе
виртуального воспитания, царила вечная и благостная тишина, так как
эмоциональные всплески могут внести дисбаланс в работу чувствительной
аппаратуры.
Вит многозначительно
взглянул на часы.
- У нас занятия, -
напомнил он. – Не хочется покидать благословленный рай Игры, но нужно работать.
Ким заявила, что желает установить личностный контакт с подсознанием Кларка
Льюиса.
- Она мне говорила…
Не знаю, что она думает обнаружить…
… Бум-бум!…
Бум-бум!…
Часы на стене
торжественно пробили шесть часов вечера. Это были огромные, старинные часы,
заключенные в футляр из красного дерева, отполированного, блестящего, как
зеркало. Наверное, они достались семье Льюисов ещё от прапрадедушки, и просто
чудом перенесли все ужасы и тяжести войны.
Ким они нравились.
Каждый раз, когда она посещала своего ученика Кларка, она останавливалась возле
часов и позволяла себе потратить несколько минут драгоценного времени,
наблюдая, как неспешно и величаво
движутся узорные стрелки по расписанному красными и желтыми розами
циферблату.
Сегодня Кларк
готовил последнюю контрольную работу перед переходом на следующий уровень.
Через пять дней ему предстояло держать экзамен и стать полноправным членом ТС. Несомненно, он мог бы
подготовиться и раньше к столь важному и ответственному моменту, но что-то
стало происходить в его сознании, и при самом незначительном повышении нагрузки
возникали те самые пики импульс-реакции, что насторожили Ким. Все бы ничего, да
только такие повторяющиеся пики могли нанести серьезные повреждения пока ещё не
вполне окрепшему разуму мальчика. Попросту говоря, он мог навсегда остаться
психически неуравновешенным созданием.
Кларк родился
глухим. Но усилия врачей и пластиков из Тьеррадентро дали плоды и появилась
надежда вернуть слух. Впрочем, Кларк не особенно расстраивался по поводу
глухоты: с той самой минуты, как иные нашли его среди других малышей, он смог
свободно общаться с помощью мыслей. Раньше подобное чудо он совершал
бессознательно, не совсем понимая, что происходит, но занятия Ким привели к
тому, что Кларк научился подолгу
удерживать мысленные образы неподвижно, чтобы хаотичность и беспорядочность
детских мыслей не мешала «собеседнику» понимать Кларка. И теперь ученик
совершенно свободно вел долгие «разговоры» на довольно сложные темы со своими
сверстниками – иными, и немного – с
матерью, которая получила от природы невысокий потенциал развития подсознания.
Показатель в одну целую и одну сотую единицы был мал для того, чтобы считаться
иной, но достаточен для понимания большинства мыслей сына. Кларк владел также и
языком жестов, но пользовался им редко и неохотно, потому что все-таки мир
объемных и красочных мысленных образов гораздо интересней. Кларк не очень
стремился получить в свое распоряжении ещё и слух, но Ким и Мэттью настояли на
этом, зная по опыту, что активация всех рабочих зон мозга открывает гораздо
больше возможностей для развития сознания.
Ким заранее
подготовила мальчика к тому, что ей придется немного помучить его, чтобы
установить личностный контакт. Кларк мог бы отказаться, испугавшись
предстоящего испытания, но не стал делать этого, проявив настоящую мужскую
храбрость.
Самый трудный момент
в личностном контакте для учителя и ученика – это подготовка сознания. И
состояла она из нескольких последовательных ступеней, требующих полного
сосредоточения и всей серьезности. Но кроме собранности иной обязан учиться
полнейшему расслаблению, так как на
чувствительный мозг ежеминутно сваливается немыслимо энергичный поток
информации. Молодой и неопытный иной не способен выдержать такую нагрузку даже
при контроле за скоростью мозговых импульсов со стороны стабилизатора. Поэтому
иному нужно уметь расслабляться до такой степени, чтобы мозг полностью
отключался от происходящего и погружался в небытие – состояние на грани сна и
бодрствования. В этот момент подсознание начинает работать на максимуме и можно
даже увидеть атомы, из которых состоит воздух. Подсознание никогда не устает,
потому что включается только тогда, когда иной «программирует» себя на его
включение. И практически никакого контроля за подсознанием не требуется – оно
само себе контролер.
В подготовке
сознания для личностного контакта расслабление занимало первую ступень и
делилось на этапы. Первый – отказ от услуг зрения, слуха, осязания, обоняния.
Второй – погружение в глубины разума с помощью дыхательных упражнений,
переходящее в неглубокий сон. Третий – растворение остаточных мыслей в тумане
просыпающегося подсознания.
Ким потратила
несколько занятий для того, чтобы научить Кларка этим тонкостям. И он проходил
первый этап свободно. Дыхательные упражнения выполнялись им тщательно и
прилежно. Второй давался ему труднее, но Ким помогла ему и погружение в сон
прошло без проблем.
Вот в момент
растворения остаточных мыслей и начали происходить странные вещи. Вместо того,
чтобы освободить подсознание, в мозге вдруг ускорился поток импульсов, и вокруг
мальчика взлетели в воздух все мелкие предметы, находящиеся в комнате. Они
устроили совершенно дикую пляску, и Ким пришлось своими мыслями насильно подавить всплеск активности, что
примерно равнялось несильному удару кулаком по голове. Кларк вытерпел боль, не
нарушая контакта.
Ким старательно и не
спеша искала ту крошечную причину, из-за которой менялось направление мышления
Кларка. Мальчику приходилось трудно выносить копошение в голове, но он молчал и
покорно держал связь со своим учителем.
Что-то Ким
чувствовала. Что-то, что никак не могла уловить, хотя определила момент
переключения мыслей. Позволяя появляться незначительным всплескам
импульс-реакции, она мягко попыталась исправить механизм дыхания, потом спровоцировала скачок, прослеживая источник
его, и блокировала сознание. Но вопреки её силе мысли Кларка уходили из-под
наблюдения и картина телекинеза повторилась снова.
Дав разуму мальчика
отдохнуть с минуту, Ким без всякого предупреждения вдруг активировала зону
стабилизатора и тут же в её сознании загорелась красная лампочка сигнала
тревоги: опасное перенапряжение!
Вот оно! сказала
сама себе Ким и разрешила ученику прервать контакт. Причина была найдена.
Когда Кларк отдышался и пришел в себя, Ким задала
вопрос:
«Когда ты последний
раз проходил координацию стабилизатора?»
«По плану. При
переходе на новый уровень. То есть четыре недели назад».
«Кто проводил
координацию, Кларк?»
«Девушка. Молодая.
Красивая. Очень красивая. Она сказала, что теперь будет всегда приходить для
координации. Она назвалась Миа».
«Миа?»
Кларк кивнул. Ким
задумалась немного, а потом снова спросила:
«Помнишь, я
рассказывала тебе о стабилизаторе? Зачем он нужен, почему его используют все
иные без исключений и как он работает?… Сможешь повторить?»
Кларк опять кивнул,
настраиваясь на воспоминание. Подняв глаза к потолку, он не спеша начал:
«Стабилизатор это
микро прибор, вживляемый в мозг иного. Служит он для того, чтобы ограничивать
скорость проведения импульсов в нервных клетках в периоды возбуждения.
Максимальный ритм возбуждения клетки у человека колеблется в зависимости от
вида волокон в пределах двухсот-пятисот раз в секунду. У иных данный показатель
выше в 8 раз, что создает опасность переутомления мозга и отказ его от работы.
Для того, чтобы переносить возрастающие нагрузки, нервным клеткам нужен
адаптационный период. Если позволять импульсам наращивать скорость и
интенсивность постепенно, то клетки мозга приспосабливаются и принимают новый
ритм без всяческих проблем. Иной, познающий свое сознание, не может полностью
контролировать скорость проведения возбуждения и поэтому Джетаной Спеллер был
изобретен стабилизатор. Он берет на себя роль внутреннего «наблюдателя» и не
позволяет мозгу перенапрягаться, сдерживая активность в определенных пределах.
По мере того, как иной овладевает своей внутренней силой, стабилизатор
переводят, – координируют, - на новый уровень контроля, то есть уменьшают
влияние на мозг, и тогда иной может
совершенствоваться дальше, не опасаясь «взрыва» нервных клеток…»
«Достаточно, Кларк»,
- прервала Ким, поскольку знала, что влюбленный в биологию мальчик сейчас
начнет излагать ей все известные на сегодняшний день теории о работе мозга и
его отдельных областей. – «Я вижу, ты прекрасно усвоил тонкости физиологии… Но
я вот почему спросила тебя о
стабилизаторе: дело в том, что я немного ошиблась в оценке твоих способностей,
и занизила их. Из-за моей ошибки координацию провели без учета потенциала.
Теперь нужно вернуть прежний, второй, уровень и заново оценить твои данные. Это
займет несколько дней, но я предлагаю тебе все же отложить экзамены ещё на
неделю…»
Ким заметила, как
помрачнел ученик. Он с таким усердием готовился к тестированию, так азартно
поглощал все предлагаемое ему Ким, что сейчас ему стало обидно от мысли нового
томительного ожидания.
Учитель поспешила
успокоить его:
«Пойми, это только
на пользу тебе и мне. Я введу в твою программу обучения некоторые изменения и
это даст возможность наиболее полно раскрыть твои скрытые способности. Доверься
мне, Кларк…»
Он вздохнул, грустно
посмотрел на темнеющее небо за окнами и
ответил нехотя:
«Я верю вам, учитель
Ким…»
«Хорошо. Я дам тебе
три дня отдыха, пока занимаюсь поправками.
И в эти три дня я убедительно прошу тебя не напрягать разум, не делать
никаких упражнений, которыми я тебя обычно нагружаю. Погоняй мяч с ребятами,
сходи в горы, на водопады, отдохни и расслабься. Личностный контакт – серьезное
испытание. После него нужно дать мозгу прийти в норму…»
«Но я себя отлично
чувствую», - храбрился Кларк, одновременно страдая от давящей боли в
висках.
Ким тронула его за
пышный кучерявый чуб и шевельнула уголками губ. Это означало дружескую улыбку.
В дверь робко стукнули и мать мальчика тихо спросила:
- Не отказались бы
вы, учитель Ким, от чашечки кофе? Если, конечно, закончили занятия…
- Да, мы закончили,
- ответила Ким. – Ваш сын хорошо поработал.
Старая седая женщина
с улыбающимся морщинистым лицом внесла маленький поднос, на котором стоял
небольшой фарфоровый чайник и крошечные чашечки. Собственно, кофе, которым
обычно потчевала старая Мария своих гостей,
представлял собой не кофе, а скорее шоколад, приготовленный в виде
густой массы из какао-бобов, в которую добавлена маисовая мука, а также красный
перец, ваниль и неочищенный сахар – панела. Рядом на подносе лежали несколько
круглых арепас – маисовых лепешек. Угощение более чем скромное, но
необыкновенно вкусное. От кофейника шел
неповторимый аромат, а лепешки, - Ким уже знала, - будут просто таять во рту,
доставляя ни с чем не сравнимое удовольствие. Перед подобным искушением устоять
невозможно, и Ким задержалась ещё на пятнадцать минут, чтобы по достоинству
оценить кофе и лепешки.
Вернулась она в
Тьеррадентро уже затемно. Но, не смотря на поздний час, лаборатории не спали,
продолжая активную работу. Шумели лифты, звучали голоса, стучали двери пропускной
зоны, – словом, Тьеррадентро не собирался отдыхать.
Быстро шагая по
коридору, Ким не заметила, что её окликнули пару раз. Миновав несколько уровней, она сильным движением
распахнула дверь в отдел координации и наблюдения, и увидела поднявших головы
при её появлении Вита и Мэттью. Ещё несколько иных работали в боксах, и только
искоса глянули на Ким, стремительно подошедшую к мужчинам.
- Привет, Ким, -
сказал Вит, гадая, что это такое случилось, что эксперт по психоанализу и
социальному взрослению сверкает глазами сильнее обычного.
- Здравствуй. Вит, -
ответила она спокойно. – Миа сейчас здесь?
Он посмотрел через
плечо и указал на бокс с цифрой три на прозрачной стене. Молоденькая
светловолосая девушка лет восемнадцати – сосредоточенная и нахмуренная,
озабоченная какой-то важной проблемой, - внимательно смотрела на монитор
дисплея, где рос цветной график чьих-то показателей. На правом рукаве её куртки
ярко выделялся оранжевый ромб – стажер-ученик.
- А что случилось? –
недоуменно спросил Вит, взглянув на Мэттью. Тот пожал плечами.
- Мне нужно поговорить с ней, - ответила Ким,
и без предупреждения зашла в бокс.
Эксперты смотрели через прозрачное стекло,
как она подошла к Миа и что-то сказала ей. Миа тотчас вскочила, растерянно
оглянулась на своего начальника Вита Сати, но тот покачал головой, давая
понять, что не имеет понятия о цели прихода эксперта Ким Доу.
Ким встала спиной к
мужчинам. Было очевидно, что между учеником и учителем начался мысленный
диалог, и во время общения лицо Миа постоянно менялось. Сначала она просто
растерялась, потом чего-то испугалась, а потом прижала ладошки к губам и едва
сдержала слезы, уже заблестевшие на густых ресницах. Кажется, она попыталась
оправдаться, но Ким не позволила ей говорить. Положив руку на плечо стажера,
она заставила её сесть.
Тройной плексиглас
со специальным напылением не пропускал мысли. Как, впрочем, и звуки. В боксах
устанавливалась чувствительная аппаратура, и с ней работали в тишине и
спокойствии, чтобы не ошибиться в тончайших расчетах. Поэтому Мэттью и Виту
оставалось только теряться в догадках, что могло произойти между Ким и ученицей
Миа, если учитель так долго занимает её внимание.
Не слыша ни единого
звука из бокса, эксперты, однако, уловили растущее напряжение. Несомненно, Ким
отчитывала ученицу, причем отчитывала, кажется, слишком старательно, потому что
Миа бледнела прямо на глазах и даже
слезы у неё высохли от потрясения.
- Что происходит? –
прошептал Вит. – Ведь она же раздавит девчонку…
- Только не Ким, -
успокоил Мэттью.
Миа через минуту
встала и вышла, сопровождаемая экспертом. Она не смела взглянуть в глаза Виту и
быстро сказала:
- Прошу прощения,
эксперт Сати и эксперт Гендерсон…
И тотчас выскочила
за дверь.
- Ким, - строго
произнес Вит. – Что случилось?
- Стажер-ученик Миа
поводила координацию стабилизатора у моего ученика Кларка Льюиса, - сказала Ким.
- И вместо третьего уровня выставила
его на четвертый по непонятной мне причине. Мозг Кларка не был готов к столь
резкому скачку роста скорости проведения импульсов и начал работать со сбоями.
Отсюда те самые пики импульс-реакции на вмешательство. На мое вмешательство. Я
не проверила правильность проведения координации и работала с расчетом на
стандартный третий уровень. Не обрати мы внимания на пики, скорость продолжала
бы расти, и мозг не сумел бы справиться с такой внезапно возросшей нагрузкой.
- Он бы взорвался, -
уточнил Мэттью.
- Господи, - охнул
Вит. – Миа могла убить Кларка!
- Не столько убить,
сколько изувечить, - поправила спокойно Ким. – Я вовремя приняла меры и взяла
стабилизатор под контроль. Не знаю, удастся ли мне исправить все это за те три
дня, которые я дала Кларку для отдыха.
- И ты выгнала Миа?
– спросил Вит.
- Выгнала? –
переспросила Ким, наклоняя голову к плечу. – Мы с ней обсудили проблему и
пришли к выводу, что ученице не хватило знаний по принципу работы
стабилизатора. Я отправила её в отдел технических внедрений, к Лайлу. Ему
всегда нужны сообразительные ребята. Миа останется с ним месяца на
полтора.
- Ким, - кашлянул
Мэттью. – Ты представляешь, что будет с Миа, когда весь Тьеррадентро узнает о
совершенной ею ошибке?
- Зачем Тьеррадентро знать об этом? – подняла
бровь Ким.
- Лайл ведь спросит,
почему ученицу внезапно перевели к нему из перспективного и престижного отдела
координации…
- Не спросит, -
оборвала Ким. – Лайл работает и не задает лишних вопросов. А у Миа отличный
потенциал, Лайлу пригодятся её знания и полученный здесь опыт.
- А Кларк?
- Я взяла вину на
себя…
Вит вздохнул с видом
«ты – эксперт по психоанализу, тебе лучше знать». Но в глубине души он очень
переживал за свою ученицу, и к тому же чувствовал, что сейчас и сам попадет
«под раздачу». И в самом деле, Ким после короткой паузы обратилась к Виту:
- Я, помниться,
говорила, чтобы начальники отдела были осторожнее, когда допускают к подобной
работе учеников. Я просила всегда контролировать их действия и
последовательность выполнения заданий.
- Помниться, -
нехотя согласился Вит, начиная краснеть перед синим бездонным взглядом
Ким.
- Я надеюсь, что
впредь ты учтешь мой совет, - сказала Ким, развернулась и ушла, не
прощаясь.
Вит смущенно
поглядел на Мэттью и пробормотал:
- Нет, ты видишь эту
странную закономерность? Я – начальник отдела по координации, эксперт девятого
уровня, раз в неделю получаю взбучку от рядового учителя с восьмым уровнем…
Непостижимо. И чувствую себя прескверно…
- Но ведь Ким права,
- заметил Мэттью.
- Самое обидное то,
- произнес Вит, оглядываясь в сторону входа, - что она всегда права…
Гильермо Феррер
стоял на террасе и смотрел на раскинувшийся внизу Куско. Коричневые здания,
перенесшие войну, выглядели так же, как и сто лет назад. Гил помнил рассказы
своей дряхлой бабушки, которая была совсем крошечной девочкой перед войной, но все же сохранила кое-какие
воспоминания. Она часто говорила о том, как красив Куско с высоты птичьего
полета, какие прекрасные там дома и церкви, какие парки и площади. Тогда семья
Гила жила на развалинах Мехико, но Гил мечтал увидеть Куско собственными
глазами, пройтись по улицам, вымощенных булыжником, увидеть здания, построенные
прямо на грандиозных фундаментах разрушенных храмов инков, их роскошные аркады
и деревянные балконы. И Куско не обманул его ожиданий. Он, действительно,
выглядел нетронутым и безмятежным, словно проспал всю войну и только-только
открыл глаза, чтобы посмотреть на бесконечное голубое небо и горы, укрывшие его
от остального мира.
Но Куско не мог
сгладить вечное ощущение страха, сопровождающего Гила с первых дней его жизни.
Он всегда чего-нибудь да боялся. Уезжая в Перу, он верил, что среди гор и
чистого воздуха он, наконец, обретет покой. Но не судьба. Он боялся Бога,
боялся грехов, боялся дьявола и преисподней,
смерти, наказания за смелые действия, предпринимаемые им на занятиях с
Ким, будущего и прошлого, войны, мучений, ожидания конца. В Мехико бабушка,
умирающая от рака, шепотом говорила ему: Гил, наступят другие дни, и нам не
нужно будет больше плакать над жалкими крохами хлеба и над ничтожными глотками
воды; наступят другие дни и все станут счастливы, будут сыты и согреты, и
вернутся улыбки на лица людей. Другие дни наступят, и забудется ужасная война.
В другие дни люди смогут уйти с проклятой Земли, навсегда покинуть её зараженную
радиацией атмосферу и смогут увидеть новые миры, чистые и безмятежные, как рай.
Так говорила умирающая бабушка. И Гил верил ей. Может, даже больше, чем своим
молитвам Господу. И другие дни пришли.
Куско живет, и
вместе с ним живет Гил, Тедди и маленькая Милли. Но только сегодня Тедди
рассказала ему о новом чуде Господа, и
Гил понял – вот какими должны быть другие дни. Они должны быть счастливыми и
яркими.
Он смотрел на Куско,
лежащий перед ним, как огромный шоколадный торт с башнями из марципана, и
осознавал, что небо – прозрачно, облака – белее белого, солнце – теплое и
ласковое, и что его сердце, не смотря ни на что, продолжает биться.
Он потянулся к
облакам и понял, что сейчас не осталось и следа бесконечного страха и сомнений.
Перед ним лежал огромный мир, и мир ждал чудес, прикосновений ангела… Люди там,
внизу, в Куско, и не подозревали в эти минуты, что Бог смотрит на них, любит их
и благословляет так же, как и Гила с его семьей. Люди не знают, но Гил скажет
им.
Он едва дождался
прихода Ким. Она появилась, материализовалась посреди комнаты, как всегда в
черном – подтянутая, спокойная, ничего и никого не боявшаяся в своей жизни. Она
наклонила голову в знак приветствия и тут же заметила особый блеск в глазах
своего ученика, которого раньше никогда не было. Но лихорадочное возбуждение, овладевшее Гильермо, её ничуть не
обрадовало. Наоборот. Красивые губы плотно сжались, дрогнули темные брови и
замерли тени на лице.
Поздно, подумала она
отрешенно. Он все уже знает. Но откуда?
Он торопливо
выпалил:
- Сеньорита Ким! Я
хочу вам сказать… Знаете, у нас с Тедди будет ещё один ребенок!… Она мне
сказала сегодня утром!…
- Неужели? – осведомилась Ким.
- Тедди уже
разговаривала с ним. Она слышит его, хотя он пока ещё совсем крохотный. Она
чувствует, что он внутри неё и что он живет… Я так счастлив…
Ким не улыбалась.
Гил не знал, что всего час назад она сидела
в своем полутемном кабинете и, уставившись на монитор своего компьютера, смотрела на одну единственную строку в
не посланном электронном послании эксперту Гендерсону в отдел джетановой
пластики: дело Феррера - младшего. Не подтверждаю.
Но так и не смогла
нажать клавишу и отослать отмену своего решения относительно изъятия
двухнедельного создания из чрева Тедди. Не смогла не по совести, не по разуму.
Ребенок должен умереть, потому что он и не ребенок, собственно, а нечто
кошмарное, уродливое, генетически обезображенное, не жизнеспособное.
Они с Мэттью именно
на то и рассчитывали, что Тедди и Гил
пока не догадываются, что сотворили, и потому процесс изъятия стал бы для Тедди
легким и быстропроходящим недомоганием. Но Тедди поняла, что беременна. И Гил
знает о ребенке. Что теперь делать?
А на занятии Гил превзошел сам себя. Он
самостоятельно проделал все упражнения, которым научила его Ким. Он взлетал к
небу, собирал тучи, разгонял их, менял ветер, и все так самозабвенно, словно и
не существовало никогда тех запретов, что он установил для себя. Ким не приходилось
его контролировать: Гил внезапно раскрыл весь свой потенциал полностью, и послушно следовал за учителем
даже на побережье, куда прежде не забирался и в мечтах. Он взбаламутил воду,
нагнал волны и долго забавлялся кучерявыми барашками пены, остающиеся на песке.
Ким и не могла предполагать, что Гил способен на резкие скачки скорости
проведения возбуждения и при этом совершенно не ощущает ни малейшего
дискомфорта.
Гил был похож на
ребенка, только сегодня открывшего в себе талан иного. Он резвился, радуясь
полету и проносящимся под ним картинам, взбивал облака в причудливые кружева,
гонялся за птицами и пугал их вскриками, обрадовался надвигающейся на Куско
грозе и в считанные минуты развеял тучу, грозившую испортить настроение жителям
города…
Ким смотрела на
своего ученика и не узнавала. Таким она хотела его видеть, таким она пыталась
его сделать, но, видимо, одного её влияние оказалось недостаточно. Гилу нужно
больше, чем быть иным. Он хочет стать отцом и это желание возродило в нем все
тщательно усмиряемые молитвой и постами
чувства.
Ким закончила
занятия быстрее обычного, сославшись на то, что Гилу нельзя сильно
перенапрягаться. Он попросил её отпустить его ненадолго, чтобы нарвать чудесных
горных цветов и украсить букетами все комнаты в доме и весь двор. Ким
позволила, и он исчез – радостный и светящийся, как звездная искорка …
Ким села в любимое плетеное кресло. Неслышно
вошла Тедди и остановилась, глядя счастливыми глазами на учителя.
- Гил вам уже
сказал? – застенчиво спросила она, пряча сияющий взор под трепещущими
ресницами.
- Сказал, - ответила
Ким.
- Мы так долго
мечтали о ребенке, - прошептала Тедди. – Но после Милли я и не надеялась
получить такой подарок от господа. Он услышал наши молитвы.
- Да, - сдержано
сказала Ким.
Тедди погладила себя
по животу.
- Он пока не может
говорить, - сообщила она самое сокровенное, - но может чувствовать. Он такой
кроха, но мы с Гилом очень его любим. Даже сейчас.
Ким скрипнула
зубами, переплела пальцы и уставилась в земляной пол под ногами. Тедди
задумалась о своем, мечтательно глядя в потолок.
- Тедди, - внезапно
сказала Ким и женщина вздрогнула от неожиданности. – Ты видишь своего
ребенка?
- Сейчас нет. Но вот
через месяц…
- Хочешь, я покажу
тебе его? – резко спросила Ким, поднимаясь из кресла.
Выражение счастья на
лице Тедди сменилось страхом.
- Мне не нравится,
каким тоном вы это говорите, - проговорила она, отступая. Ким настигла её,
схватила за обе руки и сжала пальцы. Её синие глаза впились в сознание Тедди,
проникли глубоко внутрь и оставили тонкий, как порез бритвой, след…
Тедди задрожала,
пытаясь вырваться из сильного разума Ким, но та не отпускала её. Проецируя
образы, эксперт Доу чувствовала, как растет эмоциональное напряжение человека,
как тщетно пытается сознание блокировать чужие мысли…
Тедди закричала и
Ким тотчас прекратила контакт…
- Господи! Господи!
– Тедди прижала ладони к лицу. – Не может быть!… Я не верю…
- Это твой ребенок,
- сказала Ким. – Таким он будет. Мы можем помочь тебе, если ты захочешь.
- Это подарок
господа нашего!… Вы…Вы… Вы хотите отнять у меня моего малыша!
- Тедди, ты даже не
сможешь выносить его до полного срока, - спокойно произнесла Ким, контролируя
состояние Тедди. – Он родится без мозга, он не будет вас слышать и понимать… Вы
с Гилом не заслужили подобного испытания…
- Он меня и сейчас слышит, понятно? – крикнула
женщина, бледнея от страха и отчаянья. – Он дан нам Богом, и никто не отберет
его у меня, кроме Господа, если ему будет угодно…
- Тедди…
- Вы – исчадия ада!…
Это вы навлекаете на нас все несчастья!…
Она закрыла лицо руками и убежала из дома, скрывшись
за деревьями старого сада. Ким поглядела ей вслед, ощущая странную
опустошенность, потом перешла на пси-вэй и исчезла из Куско…
Никакая проблема не
могла выбить эксперта Ким Доу из седла. Потому что не существовало такой
проблемы, которую невозможно было бы решить. Однако, сейчас Ким поняла, что
дальнейший ход работ с иным Гильермо Феррером будет определяться тем, как
поступит он, когда узнает правду о своем ребенке. Ким постоянно испытывала
трудности в обучении этого ученика, но он все же доверял ей, хотя и закрывался
именем Господа от мира. Гил обладал невообразимо высоким уровнем напряжения
своего биологического поля, что большая редкость среди иных. Биополе работало
на уровне подсознания, и всякий, кто оказывался под его влиянием, получал защиту,
лечение и успокоение одновременно. Но Ким необходимо, чтобы биополе подчинялось
разуму. Тогда потенциал увеличится, сойдет на нет потеря внутренней энергии,
затрачиваемая на молитвы, и КПД поля возрастет в несколько раз. К тому же, Гил
обладал замечательной способностью влиять на атмосферные течения усилием воли.
Из всех иных, живущих сейчас на Земле, такому обучались очень немногие, но Ким
проработала всю литературу, которую смогла найти, и решила вывести способность
Гила на самый высший уровень.
Гил каждый раз,
когда добивался определенных результатов, не желал верить, что дождь, или град,
или яркое солнце среди черных туч - это
только его заслуга. И Ким приходилось убеждать, что она сама не умеет ничего
подобного, и что она только помогает ему активировать ту или иную зону мозга,
как пользователь компьютера. Пользователь только щелкает клавишами, задавая ту
или иную программу машине, а она выполняет её в соответствии с возможностями.
Но Гил плохо представлял, что такое компьютер и программа, хотя учитель Витор
вводил его в курс дела относительно достижений науки и техники. Чтобы было
понятней, Ким попыталась сравнить себя с костылем для калеки, который только
помогает ходить, становясь опорой… Но
Гил верил в Бога и в его силу. Своей собственной силы он не осознавал.
Ким прибыла в
Тьеррадентро и закрылась в своем кабинете. Множество мыслей, которые кружились
в голове, причиняли почти физическую боль. Чтобы отвлечься, она хотела заняться
анализом данных ребят из Ороя, но не получилось. Перед глазами стояла Тедди с
перепуганными глазами и бестолково счастливый Гил…
Расслабиться…
Ким вышла из
кабинета и направилась в отдел виртуального воспитания. Мягкая розовая обивка
коридоров, похожая на искусственный мех, глушила шаги. Из тайничков выглядывали
глазки неярких ламп, и в воздухе витал особенный аромат уюта и покоя.
Ким набрала пароль
на замке, провела рукой перед сканирующим устройством, но в ответ появилась
надпись: в доступе отказано. Кто-то сменил пароль. Хотя, почему кто-то? Ким сразу заподозрила в этом учеников,
частенько балующихся сменой паролей и дополнительной блокировкой дверей, и
быстро дезактивировала своим личным кодом
защиту замка.
Войдя в отдел, она
уловила знакомые мысли. Чересчур знакомые…
Она шагнула в зал.
Игра шла полным ходом.
… Мэттью подбросил в
воздух младшую из девочек, и та завизжала, очутившись в полете. Но в следующую
секунду он поймал её, подбросил снова, а трое других ребятишек дергали его за
локти, требуя внимания к себе.
В Игре произошло
множество изменений: кусок завода, воспроизводимый машинами с точностью до мельчайших подробностей, преобразовался в
небольшой домик с кроватями в комнатах и картинками на стенах; исчезли густые
заросли терновника, вместо них появились ухоженные клумбы. Возле дверей домика,
разомлев на солнышке, мирно подремывала
виртуальная собака, во сне чавкающая и вздрагивающая. Растаяли шлаковые насыпи, уступив место
шумящему морю, и теплые волны накатывались на белый песок, оставляя следы
белоснежной невесомой пены. Да и игрушки, валяющиеся на траве возле ребят,
приобрели иной вид: теперь они несли значительную смысловую нагрузку. Мэттью
заменил кубики конструктором, грубо обтесанные деревяшки – куклами в яркой
одежде, добавил мозаичные картинки и
раскладывающиеся головоломки. Кроме того, появились краски, карандаши, бумага…
Поиграв с детьми,
Мэттью усадил их за рисование, и с улыбкой смотрел, как из-под кисти выходят
немыслимые пейзажи, фантастические существа и просто радужные сочетания цветов.
Ребята увлеклись новым занятием, а Мэттью потихоньку покинул Игру, предоставив детям с головой уйти в сказочный
мир.
Все ещё улыбаясь, он
вышел в зал, мечтательно оглядываясь на операторскую комнату. Надо бы добавить
животных в Игру, подумал он. Пусть больше общаются и перестанут воспринимать
всякое создание за объект охоты.
Шлепая босыми ногами
по гладкому полу зала, он вдруг почувствовал чужое присутствие и обернулся.
Ким стояла,
полускрытая тенью гудящей аппаратуры. Мэттью замер на месте. Она шагнула
вперед, выходя на свет, и остановилась, сцепив руки за спиной. Её лицо ничего
не выражало, а необыкновенно синие глаза, глубокие, как океан, остро впивались
в Мэттью. Он сглотнул.
Они стояли и
смотрели друг на друга – эксперт Гендерсон
с ужасом от самовольства, а Ким просто так, словно не совсем понимая,
что происходит.
- Ким… - выдохнул, наконец, Мэттью, не зная, схватить
ли ему одежду, или отойти в тень.
Она не моргала и не
двигалась.
- Ким, я…
Она молча, как
привидение, развернулась и стремительно пошла прочь. Мэттью торопливо начал
натягивать брюки, от спешки не попадая в штанины, не смог застегнуть правильно
рубашку, нацепил ботинки, не утруждая себя завязыванием шнурков, и помчался
следом за Ким.
Она значительно
опередила его, и он увидел её уже в кабинете, за столом из непрозрачного
антрацитового стекла. Положив руки на стол, Ким уронила голову и сидела, не
шевелясь.
Мэттью тихо закрыл
за собой дверь, подошел поближе и несмело начал:
- Ким, прости… Я не
хотел, чтобы ты приняла мое вмешательство близко к сердцу…
Она подняла голову.
И он, в свете низкой настольной лампы, вдруг заметил, каким осунувшимся
выглядит лицо Ким, что под глазами
залегли серые тени усталости, и что все движения потеряли точность и быстроту. Ему захотелось подойти и обнять Ким за
плечи, но она внезапно сказала своим обычным твердым голосом:
- Я рассказала Тедди
о ребенке…
- Что? – не сразу
понял Мэттью, внутренне готовый к совсем другому разговору.
Ким повторять не
стала, давая время эксперту осознать сказанное. Он сел напротив неё.
- И?
- И… она прокляла
меня и вообще иных.
- Зачем ты сказала
ей?
- Она и так уже
догадалась о своей беременности. Она разговаривала со своим малышом. И я
показала ей её дитя.
Мэттью понимающе
пождал губы.
- Конечно. Она
испугалась.
Ким откинулась на
спинку кресла и потерла ладонями глаза – жест, который она раньше себе никогда
не позволяла в присутствии других.
Мэттью сказал:
- Хочешь, я пойду
вместе с тобой на следующий урок? Вместе мы бы могли что-то изменить.
- Изменить ничего
нельзя, Мэттью, - ответила Ким. – Теперь все решать будут Гил и его жена.
Только они определят судьбу своего будущего ребенка. Ясно одно – Тедди рискует жизнью, вынашивая своего малыша. Я
просмотрела прогноз генетиков, он чересчур мрачен… Но в любом случае Гил
закроется от меня. Не станет общаться,
пока не примет решение.
- Дай им время.
- Время… - задумчиво
протянула она, немигающим взором уставившись на какую-то точку на стене. –
Сколько? Месяц? Два?…
…Вит с сомнением
покачал головой.
- Нет, Мэттью, это
мало что даст, - сказал он. – Тедди находится под защитой Гила. Он так надежно
закрывает её своим излучением, что мы со всей своей технологией не в состоянии
обнаружить нужные нам показатели… Пойми, что Гил – уникум, он сильнее меня и
тебя, вместе взятых. Только Ким могла бы посостязаться с таким учеником, или
Джетана Спеллер. Но Ким не хочет насильничать над ним. А Джетана давно спит
крепким сном под двухметровым слоем земли.
- Думай, Вит, -
настаивал Мэттью. – Тедди исчезла довольно давно, мы ничего о ней не знаем, и
Гил ведет себя слишком вызывающе. Он отказывается от нас…
- Да знаю я, - отмахнулся
Вит досадливо. – Знаю. Но вся моя команда занята поисками. Вся. Даже ученики
рыскают по горам с поисковиками в руках… И
ничего… Не торопите меня,
Мэттью.
- Ким не может
добиться от Гила, какое с Тедди решение они приняли в отношении ребенка. Тедди
не понимает, что выносить его не сможет, он растет стремительно и в любой день
способен убить собственную мать… Нам нужно спасти её.
- Слушай, Мэттью, -
со злостью ответил Вит. – Я свою работу делаю хорошо. И Тедди мы найдем. Нужно
потерпеть.
Ким неслышно подошла
сзади и решительно сказала:
- Нужно
поговорить с Гилом. Я иду к нему.
- Я с тобой, -
спохватился Мэттью.
На волне пси
эксперты покинули отдел координации.
В Куско было раннее
утро. Ещё и солнце не показалось над горами, и легкая дымка укрывала город,
спустившись с вершин. Влажные камни террас тускло сияли, кукурузные листья
шуршали при движении, как бумага, а картофельные рядки убегали в сумерки
ненастного утра прямыми струнами.
В пустом доме не
горел свет. Обычно в такое время Тедди уже разжигала огонь в очаге на дворе и
начинала готовить еду, но сейчас здесь царила тишина. Ким провела рукой над
черно-седыми углями очага и не почувствовала тепла. Гил ничего не готовил себе поесть все эти дни, и для Тедди тоже
еду не варил. Где же он может её скрывать?
Мэттью и Ким обошли
дом вокруг, заглядывая в распахнутые окна. Нет и Милли. Земляной пол не
подметен, покрыто пылью любимое кресло Ким из гибких ивовых прутьев, связанные
из белых ниток кружевные салфетки на беленых стенах сиротливо глядят на
незваных гостей.
Где-то далеко
заурчала гроза и сверкнул отблеск молнии.
Мэттью вошел в дом и
остановился посреди комнаты, изучая её. Если Гил где-то спрятал жену и ребенка, то должен был унести теплые вещи и
кое-какую посуду для них. Но в единственном шкафу все на месте, только не
хватает вязаного одеяла на узкой кровати. Куклы Милли, заботливо приносимые для
девочки учителем Ким из Тьеррадентро, смотрели из темноты стеклянными
бездумными глазами и молчали.
Ким стукнула посудой
во дворе. Холодный мокрый ветер влетел в распахнутое окно и заставил Мэттью
поежиться. Идет гроза, но она накроет
Куско только к полудню…
- Мэттью, - внезапно
позвала Ким.
Он вышел. Она стояла
возле очага и рассматривала какую-то тряпку.
- Смотри, это кровь,
- сказала она. – Значит, худшее случилось.
- Подожди-ка, Ким…
Если вещи не тронуты, значит, Тедди в доме. Не станет же Гил таскать грязные
тряпки с гор, чтобы выбросить во дворе… В доме есть подвал?
- Никогда не
интересовалась.
Они вместе вернулись
в дом и принялись изучать земляные полы. Стоя на четвереньках, Мэттью нечаянно
столкнул с подставки гипсовую скульптурку
в виде молодой девушки в длинном кружевном платье и с большим глобусом в
руках, – произведение Тедди, - и скульптура упала, отпрыгнула от земли, не
раскололась и оказалась под кроватью. Мэттью тихо ругнулся и протянул за ней
руку…
Пальцы наткнулись на
что-то холодное, металлическое. Он замер, ощупывая предмет. Толстое кольцо. И
скорее всего, кольцо от двери в погреб…
Ким услышала его
мысленный призыв. Вдвоем они сдвинули тяжеленную кровать в сторону и разглядели
светлый квадрат в полу. Крышка из дерева долго не хотела поддаваться, но уступила,
в конце концов, силе мысли, и
открылась. В лицо экспертам ударила волна спертого теплого воздуха, пахнущего
кислятиной, потом и железом. В темноте еле-еле мерцала свечка, поставленная в
углубление в земляной стене.
Мэттью спустился
вниз и остановился. Света оказалось достаточно, чтобы разглядеть что-то вроде
топчана в углу и гору тряпья на ней. На
полу стоял таз с грязной водой, разномастные банки с мутным содержимым, и
несколько тарелок с остатками еды.
Мэттью приблизился к
топчану и откинул одеяло. Тедди…
Широко раскрытые
остекленевшие глаза смотрели в черный потолок. Возле рта легли глубокие морщины
предсмертного страдания, а остывшие пальцы скрючились и зажали большой, грубо
сделанный крест из дерева в последней надежде спастись…
Ким зажгла ещё одну
свечу, нагнулась и понюхала содержимое банок.
- Он пытался помочь
ей настоями из трав, - сказала она. – Он потерял веру в себя и позволил судьбе
делать все, что заблагорассудиться…
- Где же он сам? –
спросил Мэттью.
Над головами
загрохотали сходящиеся тучи… Ким подняла палец
и указала им вверх. Они замолчали и прислушались… Разгулялся ветер …
Слышно, как стучит ветка старой яблони по раме…
- Дождь ожидался
только к полудню… - проговорила Ким. – Значит, это Гил…
Они выскочили из подвала.
Тучи опустились
низко над горами и быстро наступали на город. Ветер бесновался в маленькой
долине, сшибая тучи лбами и высекая из них огненные искры… Оглушительно рокотал
гром, и в разреженном воздухе словно бы совсем не осталось кислорода. Стало
немыслимо холодно.
Ким повернула лицо к
черному небу, закрыла глаза и настроилась на волну общения с учеником. Её мысль
быстро заскользила по горным вершинам в поиске Гила, долетела до туч, не нашла
его там, и опять вернулась на землю. Ветер растрепал спирально завивающиеся
волосы Ким, и они вились вокруг лица, в свете молний отсвечивая металлом.
- Он там, - сказала
Ким и указала на одну из вершин
гор.
Переход на пси-вэй
столь же быстр, как вспышка молний. Гроза разгулялась и тучи набухали прямо
перед глазами летящих против ветра иных. Потоки воздуха яростно сопротивлялись
ливню и отшвыривали одинокие капли прочь от города, разбивая их о коричневые
камни.
Ким снизилась до
опасного предела, оценила обстановку на вершине и дала знак Мэттью
материализовываться здесь.
Две фигуры высветились серебряным светом и
обрели твердость. В десятке метрах от них, на самом пике, маячил силуэт
человека. Он вскидывал руки, метался взад и вперед, и что-то кричал, пытаясь
перекрыть стон ветра и грохот грома…
Ким дотронулась до
виска, настраиваясь на мысленную трансперсонную связь, и передала:
- Гил, не делай
глупостей!… Мы здесь, мы поможем тебе!…
Силуэт замер на
мгновение, а потом Гил увидел приближающихся экспертов и закричал срывающимся
голосом:
- Вы… Только из-за
вас Господь забрал Тедди и моего ребенка!… Вы заставляли меня совершать то, что
Господь считал грехом!… Он наказал меня за дерзость!… Я верил в другие дни, верил, что они принесут мне и Тедди счастье!…
- Гил! Другие дни пришли! – напрягая голосовые
связки крикнул Мэттью, заслоняясь от
песка, летящего в глаза. - Прекрати
грозу! Ты подвергаешь себя большой опасности!…
- Уходите! – рыдал
Гил, прижимая к себе что-то.
- С ним Милли, -
сказала Ким.
Над головами рвались
атомные бомбы и иные почти оглохли от
взрывов. Они не стали приближаться и видели, как Гил осторожно посадил
ревущую во весь голос и перепуганную Милли на землю, и вскинул руки к небу.
- Гильермо! –
закричал Мэттью.
- Господь наказал
меня!… Он дал мне все, о чем я просил его в своих молитвах!… Но я возгордился,
я позволил себе усомниться в существовании Бога, я посмел подняться к небу!… Тедди умирала, а я молился и думал,
что Бог опять услышит мои слова и снова простит, поможет, спасет… Его терпение
не безгранично!… Он ждет меня для последнего Суда!…
Ким напряглась.
Вытянув руки по швам, она вступила в противоборство со своим учеником. Он
тотчас услышал её, но вместо того,
чтобы послушать трезвый голос её разума, Гил испугался и резкий скачок его
мозговой активности всколыхнул
тучи…
Хлынул ливень.
Ледяные обжигающие капли ударили по лицу и скатились за шиворот… Густая пыль
сразу превратилась в липкую грязь и заскользила, зачавкала под ногами. Гил
поскользнулся и упал на спину… Милли верещала
громче грозы, сквозь стену воды
её совсем не было видно.
Ким старалась
усмирить непогоду. Гил противостоял ей, и его силы в области влияния на ветер и
тучи оказались больше… Он лежал на спине и старательно сосредотачивал вокруг
себя молнии…
Мэттью полез на
вершину, ботинки поехали по грязи, а выходить на пси-вэй среди столбов
электрических вспышек не рискнул…
Что-то произошло на
вершине… Засветился воздух, разверзлись тучи и с неба упал огненный смерч… Он
закружился вокруг приподнявшегося на локте Гила, зажег на нем одежду…
- Господи! –
закричал пронзительно Феррер. – Боже, прости…
- Мэттью, на землю! – вскрикнула Ким. Он упал лицом в грязь,
краем глаза увидев, как Ким рухнула замертво в двух шагах от него…
Он подполз к ней… Она с трудом поднесла руку к виску и зажмурилась…
Огненный столб рассыпался. Заклубились тучи, ветер погнал их прочь, а
дождь стеганул напоследок тугой струей
и пропал…
Ким слабо застонала
от невероятного мысленного усилия… Мэттью с опаской поднял голову и увидел
живой факел на вершине. Феррер вспыхнул от собственной внутренней энергии,
сконцентрировав её на одной конкретной
точке своего мозга…
Сквозь шевелящиеся
тучи проскочил слабый отблеск поднявшего над Куско солнца. Горячие лучи
протиснулись между молниями, провели линии по грязным земляным разводам и
осветили крошечную фигурку, скорчившуюся на вершине…
Ким открыла глаза.
Мэттью помог ей встать, и эксперту Доу потребовалось всего две минуты, чтобы
привести свое сознание к норме.
Перепачканные и
мокрые, эксперты с трудом поднялись на вершину. Обугленный труп Гила дымился и от него шел тошнотворный запах горелого мяса. Мэттью вытер лицо,
размазывая по щекам песок. Ким медленно приблизилась к ребенку и тронула его за
плечо.
Наивные детские
глаза, опухшие и красные от слез, доверчиво посмотрели на Ким. Та нагнулась,
протянула девочке руку и сказала:
- Хочешь пойти с
нами?
Милли моргнула,
глядя в прозрачно-синюю глубину чарующего и гипнотического взгляда учителя… На
тонких губах расплылась робкая улыбка и
мягкая ручонка схватила Ким за пальцы.
Гроза уплывала за
горы, побежденная мыслью. Солнечное тепло щедро проливалось с неба, и от земли
поднялся пар…
Ким подхватила
девочку и та тотчас занялась игрой с
чудными спиральками волос эксперта.
Мэттью сказал:
- Он ждал от нас
чего-то большего, чем мы смогли дать…
- Нет, от нас он
ничего не ждал, - ответила Ким, вглядываясь в черную полосу туч на горизонте. –
Он ждал других дней… Милли, -
обратилась она к девочке, - запомни, другие дни – это мы. Это новые люди и
новые события… Понимаешь?
Милли смотрела на
неё и улыбалась…