Меня вот спрашивают: скажите, вы так часто говорите о том, как замечательно нам помогает подсознание, так оно отлично со всем справляется и делает свою работу на пять с плюсом, то невольно возникает вопрос: так может быть, сознание нам только мешает? И зачем оно нам вообще, если мы подсознательно такие опытные и на все способные?
Хороший вопрос. Действительно, процентов этак 90 всех заслуг в нашей повседневности принадлежит подсознанию. Остальные десять достаются сознанию. Это бездоказательное утверждение, и вы можете поспорить с этим, но я не вижу в этом большого смысла. Что важнее в компьютере: мощный процессор или большой винчестер? Уберите что-нибудь одно, и вы получите неработоспособную систему.
Ну а если имеется и то, и другое, то в каждом случае бывает по-разному: или винчестер маленький, или же процессор не тянет. Так и сознание с подсознанием: кто-то старается быть максимально осознанным, а кто-то другой отдается на волю подсознания. Одни усиленно размышляют о том, как шелестит листва на деревьях и шумит ветер, а другие медитируют или впадают в транс по любому поводу.
Я очень много говорил о том, насколько важно пользоваться ресурсами подсознания, но я ни разу не сказал, какая польза заключается в нашем сознании. Сегодня я хочу восполнить этот пробел на примере лишь одной функции сознания, которая имеет огромное значение в успешном преодолении личностных кризисов и внутренних конфликтов. Хотите много эффективней справляться со своими трагедиями и драмами?
О естественности возлюбления ближнего своего
Очень часто мы воспринимаем происходящее вокруг нас как нечто такое, что само собой разумеется, – и всего лишь потому, что не удосуживаемся осмыслить его и попытаться объяснить, что все это значит на самом деле. Подумайте на минутку о фразе, которую вы наверняка все слышали, и не один раз: новое – это хорошо забытое старое. И спросите у себя: а что, черт возьми, это значит? Мы всегда понимали это как ситуацию, когда ничего нового под солнцем уже нет, и все когда-то уже было. И не более того. Но почему тогда оно – хорошо забытое? И зачем оно так хорошо забыто?!
Возьмем другой пример. Общеизвестен христианский принцип, что – если вас ударили по одной щеке, то подставьте другую щеку. На самом деле он не столь противоестественен, как может кому-то показаться. Смирение и демонстрация смирения снижает почти любую, самую сильную, агрессивность. В животном мире более слабое животное часто инициирует акты социального унижения, чтобы успокоить более сильную особь: подставляется, например, чтобы самец-победитель исполнил ритуальный коитус (сексуальную имитацию), стелется или выражает свою слабость различными позами и жестами. Щенок валится на спину и визжит, чтобы не быть растерзанным. В основе такого унижения, как вы видите, лежит не какой-то там высокий дух или великая нравственность, а самое примитивное желание выжить и спасти свою жизнь. Лежачего не бьют, как говорится.
А вот вам еще повод подумать. Вы знаете, что такое стокгольмский синдром? Это очень специфическая психологическая реакция, когда жертва вдруг проникается симпатией к своему палачу. Стокгольмским синдромом называют необъяснимую симпатию заложника к террористу, для которой, кажется, нет никаких оснований. И, тем не менее, она иногда возникает, одно лишь паразитирование подобного сюжета из фильма в фильм чего стоит. У вас есть какое-нибудь объяснение этому странному феномену?
Подсознание и реактивные реакции
Если вас однажды сильно покусала или напугала собака, то потом, при каждой встрече с любой собакой, вы будете реагировать на нее болезненно. Эта реакция бессознательная, и она сохранит свое влияние на вас всю оставшуюся жизнь. И если бы не наше сознание, то все покусанные и напуганные были бы обречены на страх и ужас перед всеми собаками.
Все дело в том, что наше подсознание оперирует только достоверными величинами опыта и случившегося. Вы можете знать, что бультерьер – это агрессивная собака, а колли или шар-пей – миролюбивые и добрые. Для подсознания это не имеет никакого значения: все, что называется собакой, похоже на собаку, лает как собака, – все пугает. И лай терьера, который размером чуть больше колорадского жука, вызывает страх и внутреннюю дрожь.
Подсознание не просто стремится к обобщениям: по большому счету, оно не способно ни на что большее. Конечно, этот процесс не столь примитивен, как описано в дианетике, где собака равна для подсознания (реактивного ума по Хаббарду) стулу и дождю на улице. Не совсем так. Подсознание реагирует именно на собаку и все, что у него похоже на собаку. И когда вы встречаете на улице пса, подсознание мгновенно рестимулирует вашу боль и ужас от встречи из прошлого: прошибает пот, ноги слабнут (или, напротив, напрягаются, чтобы убежать).
Примерно то же самое происходит на любой другой сильный стимул, который содержит в себе боль, угрозу или опасность. Срабатывает защитная подсознательная реакция, стимул обобщается, и мы получаем результат: теперь все, что похоже на этот стимул до степени узнавания, становится опасным. И это очень примечательно: одно дело, когда вас укусила собака, и совсем другое, когда вас обидел человек. Для сознания – огромная разница. Но для подсознания, к сожалению, совершенно одно и то же. Если укусила собака, то все они кусаются. Если обидел человек, то все люди – сволочи. Под одну гребенку.
А что же сознание?
Сознание – аналитическая надстройка подсознания. Сознание способно делать то, что не умеет подсознание: разъединять мир на элементы, отделять черное от белого, злых собак от добрых, плохих людей от хороших. И пока подсознание убеждено, что все люди – гады и злодеи, так как их типичный представитель украл у вас кошелек или обругал нехорошим словом в автобусе, сознание очень хорошо умеет их различать по каким-то наборам своих признаков. Оно тоже, конечно, не безошибочно и может ошибаться, но, во всяком случае, всегда способно отделить зерна от плевел и не укладывать мир в прокрустово ложе.
Проблема заключается в том, что реакция сознания будет всегда вторична по отношению к опасности, травме и боли, – и это еще в лучшем случае, потому как во всех остальных сознание вообще перестает участвовать в процессе дальнейшего взаимодействия с миром. Это не значит, конечно, что оно отключается (согласно дианетике), но это значит, что оно становится подчиненным импульсам и командам подсознания. Подсознание говорит: вот, посмотри, ты видишь, – все вокруг одни подлецы, какие тебе еще нужны доказательства?
А иногда сознание выключается в буквальном смысле этого слова. Кататония, например, – пример такой выключенности. Или это потеря сознания на горестное известие: смерть или уход близкого человека, тяжелая болезнь, трагические обстоятельства. Сознание – слабая надстройка, и на любой сверхсильный стимул оно выключается, как лампочка. Женщины, кстати, чаще падают в обмороки потому, что аналитическое, сознательное начало в них выражено в меньшей степени, а биологическое и инстинктивное поведение – в большей. И это нормально, в этом месте не надо обижаться и говорить, что женщины тоже в армии служат и штангу периодически поднимают. Ничего дискриминационного и обидного в моих словах нет.
Наиболее типичные травматические обобщения
Небольшое резюме: при появлении любой негативной ситуации человек реагирует сперва бессознательно, и уж только потом – сознательно. Первый этап реакции (допустим, что от вас ушел любимый человек) выполняет охранные, защитные функции: ведь задача вашего подсознания состоит не в том, чтобы избежать боли и страдания, а в том, чтобы всё это больше никогда не повторились. И с этой задачей подсознание справляется очень хорошо. Даже избыточно, я бы сказал.
Все мужчины думают только об одном и том же. Все мужчины – кобели. Все женщины – проститутки. Вокруг одни подлецы и негодяи. Всё продается и всё покупается. Кругом одни идиоты. Все сволочи. И так далее. Это типичные подсознательные утверждения. Вы слышите их очень часто и иногда говорите сами. И я не говорю о том, что это плохо, но лишь о том, что таким образом человек защищается от повторения негативных ситуаций.
Я ни на что не способен. Типичная защитная реакция на неудачу. Для подсознания любая наша попытка достичь успеха, – и есть та собака, которая кусается. Нет попыток – нет и горечи поражения и разочарований. Как вариант: неспособность к чему угодно, в чем вы потерпели неудачу – к алгебре, публичным выступлениям, переговорам, иностранному языку, и так далее.
Я не верю в любовь. Мгновенная реакция на семейную драму и предательство. Защищаясь от любви (это опасно, это снова может принести разочарование и боль), мы защищаемся от ужаса, что это может повториться еще раз. Нет любви – нет привязанности – нет горечи утраты. Гарантированно.
Я не верю в дружбу. Это из той же оперы. Реакция на предательство, измену или любой разочаровывающий поступок со стороны друзей. Нет друзей – нет предательства – нет и обид. Убийственная логика.
Мужчины – кобели, женщины – проститутки. Сами знаете, по какому поводу. Реакция на измену и на неоправданные надежды.
В первый и последний раз. На что угодно. Очень часто – женщины, первые роды. Задача все та же: избежать повторения боли и страдания.
Это далеко не конечный список бессознательных защитных реакций: и, при желании, вы его сможете дополнить (оставляйте примеры в комментариях).
Стокгольмский синдром
Во всех перечисленных случаях от вас зависит весьма многое, чтобы эта ситуация больше не повторилась. И если вы выбрали путь избавления от привязанностей, то, конечно, вам уже не грозит опасность пережить заново расставания и обиды. Сознательно ли вы взяли этот курс, или бессознательно, – не имеет значения, так как зависит от вас. И вы можете выбрать не рожать, не любить, не иметь детей, и ничего не уметь.
Но вот случай стокгольмского синдрома – особый случай, так как он не зависит от вас. Терроризм, заложники – это явление, которое всегда застает нас врасплох. Дай бог, чтобы никого из вас это не коснулось. Но почему иногда жертва начинает симпатизировать тому, в чьих руках находится ее жизнь? С чем это связано?
А связано это все с тем же принципом психологической защиты, когда бессознательное все время ставит одну и ту же задачу: эта психологическая травма не должна повториться. И тогда мы получаем два варианта: или же тяжелую социальную фобию, или же вот эту странную реакцию иррациональной симпатии к террористу. Второй вариант гораздо более надежен: он исключает повторение ситуации в принципе (а теперь я этим горжусь). Столь же иррациональные чувства иногда встречаются в психоаналитическом процессе, когда, на поверку, выясняется, что стремление к риску или переживанию острых ощущений – это бессознательная сверхкомпенсация острого чувства страха (высоты, например).
В таких случаях человек ломится на крышу или к прыжкам с парашютом именно потому, что в первооснове его действия лежал сильный страх перед высотой. Подсознание в этом смысле – зверь ненасытный, ему все время нужны новые и новые доказательства того, что нет никакой причины и пищи для страха. Анекдот про лягушку помните? Вчера меня на болоте изнасиловали, сегодня снова изнасиловали, завтра опять на болото пойду.
С изнасилованиями та же картина: или фригидность (читайте – социальная фобия), или же гиперсексуальность (читайте – иррациональная симпатия). Как видите, в сексологии есть свой стокгольмский синдром. Такие же феномены можно поискать и в других областях человеческого бытия, но это уже тема или для другого раза, или для ваших размышлений.
Роль сознания в преодолении иррациональных установок и поступков
Я думаю, что никто не будет спорить с тем, что подобная забота нашего подсознания может быть полезна только в отдельных случаях. Страх и боль имеют огромную биологическую ценность, они оберегают вас от разрушения. Но когда все существование сосредоточено только на задаче избежать боли и страха, то сама жизнь теряет всякое значение и смысл.
Наше тело, к сожалению, не умеет не бояться. Наше тело не способно быть малочувствительным к боли. Природой также не предусмотрено врожденного бесстрашия и железного сердца. И мы не в состоянии препятствовать тому, что на любую проблему первым всегда будет реагировать наше подсознание, и это реакции всегда будут направлены только на одну цель: чтобы подобная ситуация больше никогда не повторилась.
Но в нашей власти есть нечто гораздо большее: мы способны понимать себя и действовать вопреки прокрустовой логике нашего бессознательного.
Задача сознания на начальных этапах столкновения с трудными жизненными ситуациями – как можно быстрее подвергнуть эту ситуацию смысловому расщеплению, выбраться из порочного круга обобщений. Иначе мы лишаем себя радости любить, иметь друзей. Мы приписываем себе бездарность и неспособность к тысячам вещей. Мы делаем мир хуже, чем он есть на самом деле, – не потому, что мы плохие и злопамятные, и не потому, что так оно и есть на самом деле, а лишь в угоду своему телесному бессознательному, самой прожорливой и ненасытной нашей части психики. Дайте ей власть, и она всю жизнь будет питаться вашими отчаянными попытками прожить всю свою жизнь ради того, чтобы ни разу больше не испугаться, не заплакать, не почувствовать боли и унижения.
Только сознание способно заставить его замолчать: и когда вы делаете над собой усилие, когда вы отказываетесь от его заботы и услуг и делаете шаг вперед, когда вы отделяете черное от белого, и не путаете больше одно с другим, то оно затихает.
Дружите, любите, рискуйте, пробуйте, добивайтесь своих целей снова и снова, – и всегда помните, что все утверждения об обратном, – что нет любви, что люди злы, что мир подл, что друзья обязательно предадут, что вы неспособны к тому и этому, – все это ложь. Ваша собственная ложь, чтобы не бояться, не чувствовать боли. Чтобы жить в фальшивом раю, обнесенному колючей проволокой страха – страха бояться и страдать.
Только сознание позволяет боли быть, только сознание дает ей право на существование, и только сознание способно найти сил и мужества пережить эту боль, и быть готовым к тому, что она может повториться. Справившись с ней один раз, завтра вы станете сильнее и ваши шаги будут тверже, а ваши поступки – смелее и решительнее. И, не знаю, как вы, а я разрешаю себе боль. Я разрешаю себе страдать и лезть на стены. И я разрешаю себе не только добиваться успеха, но и терпеть неудачи. И пусть это будет, но завтра я все равно полезу на амбразуру, сделаю новую попытку, и буду пытаться снова и снова, до тех пор, пока бьется сердце. Ибо мой смысл заключается в том, чтобы прожить жизнь счастливо, а не безболезненно. Чего и вам желаю.
|