Андрей Буторин


ДОРОЖНЫЙ ПРИРАБОТОК

 

     Ночью Олег плохо спал. Он вообще не любил спать в поездах, хотя многие, наоборот, спят в них, как убитые, под размеренный, убаюкивающий стук вагонных колес. А тут еще на какой-то крупной станции в соседнее купе долго и шумно что-то заносили, потом так же долго и шумно в нем устраивались, а когда поезд наконец тронулся — вообще устроили непонятную возню с не менее непонятными звуками. Некоторые из них, казалось, даже не принадлежали людям, настолько они были по-звериному жутковатыми. Создавалось впечатление, что сели в купе сильно пьяные люди.
     Под утро Олег все же уснул, а когда проснулся — с тяжелой головой и премерзким настроением — поезд снова стоял на крупной станции. Он, видимо, остановился только что, поскольку из-за дверей купе слышались шаги и голоса спешащих глотнуть свежего воздуха пассажиров. Соседи Олега по купе тоже уже вышли прогуляться по перрону — видимо, стук закрываемой ими двери его и разбудил.
     Узнав у проводника, что стоянка поезда — двадцать минут, Олег неспеша, одним из последних спустился на асфальт перрона. Серое здание вокзала с затейливыми башенками не привлекло его внимания. Зато рядом стоял газетный киоск, куда Олег и направился. Выбор в киоске был, прямо сказать, небогатый — несколько “желтых” изданий двух-трехнедельной давности. Зато рядом с пожелтевшими (уже в буквальном смысле) газетами, журналами и “женскими” романами в дешевых бумажных обложках Олег с удивлением увидел прекрасно изданный “Замок” Кафки, который и правда величественным замком возвышался среди всей этой груды барахла.
     Разумеется, Олег читал “Замок”, но своей книги у него не было. Поэтому он, не задумываясь, протянул продавцу деньги. Сзади кто-то удивленно-одобрительно хмыкнул. Олег обернулся и увидел за собой, в очереди из трех человек, благообразного мужчину лет шестидесяти с типичной “профессорской” внешностью. Тот в ответ на реакцию Олега приподнял слегка шляпу. Олег машинально кивнул.

     Странно, но теперь на каждой стоянке, где Олег выходил размять ноги, его неотступно преследовал внимательный, какой-то изучающий, взгляд человека из “газетной” очереди, который непременно выходил на тех же станциях из вагона вслед за Олегом. Слегка удивило Олега еще и то, что “профессор” оказался пассажиром из соседнего купе — из того самого, куда прошлой ночью так долго и шумно “вселялись”. Не похоже было, чтобы этот высокий, с благородной осадкой, седой шевелюрой, умными глазами, интеллигентным лицом человек мог в пьяном виде садиться в поезд, производя шум и издавая нечленораздельные звуки! Что-то здесь было не то.
     “Профессор” между тем стал уже постоянно приветствовать Олега, встречая его на перроне, — то кивком головы, то, как в первый раз, приподнимая шляпу. Олег уже заинтересованно ждал, чем же закончится явное желание познакомиться со стороны этого человека. Особенно заинтриговал его разговор, обрывок которого он случайно услышал из-за двери соседнего купе. После прогулки на очередной станции “профессор” зашел в вагон чуть раньше Олега, и когда Олег проходил мимо “профессорской” двери — она не была еще до конца задвинута. Из-за двери послышался громкий, но какой-то “неживой”, почти без эмоций, женский голос:
     — Ты говорил с ним?
     — Люсенька, нет... Пока нет, я еще не готов, — раздался в ответ густой мужской бас.
     — Ты должен сделать это, Валерий! Дорог каждый час. Наташенька не может больше ждать! Я тоже не могу больше ждать. Я пойду к нему сама!
     — Не надо, Люсенька, я все сделаю! Я поговорю с ним, сегодня же поговорю!
     — Не сегодня, а сейчас! Сию минуту!
     — Хорошо, Люсенька, хорошо, я поговорю с ним сейчас... Я только переоденусь.
     Дверь купе со щелчком задвинулась, а Олег зашел в свое купе. К этому времени из его соседей по купе осталась только грузная, немолодая женщина, которая почти постоянно спала. Двое других сошли с поезда в течение дня. Разговаривать было не с кем, поэтому Олег тоже прилег на полку и принялся листать купленную утром книгу. Через пару минут в дверь купе негромко постучали, затем дверь осторожно, до половины, отъехала в сторону, а в проеме показался заметно смущенный “профессор”. Он бросил по купе взгляд, заметил спящую женщину, смутился еще больше, но тут же взял себя в руки и твердо, но предельно вежливо сказал:
     — Молодой человек, простите, могу я с вами поговорить?
     Олег отложил в сторону книгу и сел, сунув ноги в тапки.
     — Прошу! Проходите.
     — Нет, вы знаете, — “профессор” снова посмотрел на спящую женщину, — давайте лучше выйдем в коридор!

     В коридоре, стоя у окна, “профессор”, наконец представился:
     — Меня зовут Валерий Анатольевич, я — доктор медицины, профессор...
     Олег невольно усмехнулся мысленно своей догадке насчет “профессора”, а вслух представился просто:
     — Олег.
     — А, простите, по батюшке?
     — Можно просто Олег.
     — Олег, — спросил Валерий Анатольевич, глядя прямо в глаза собеседнику, — вам сколько лет?
     — Двадцать восемь.
     — Вы здоровы?
     Олег в изумлении округлил глаза:
     — А вы что, собрались меня лечить?
     — Н-нет... — замялся профессор. — Мне важно это знать... Так вы здоровы?
     — Ну, насколько я знаю, да! — ответил Олег, пожимая плечами. — Но зачем вам это?
     — Я все вам скажу, пожалуйста, не торопите меня, я и так ужасно волнуюсь!
     — Хорошо, — снова пожал плечами Олег. — Я вас слушаю.
     — Олег, вы кем работаете?
     — Я — технарь, на заводе тружусь, — улыбнулся Олег.
     Валерий Анатольевич даже отпрянул испуганно:
     — Вы — рабочий?!
     — Ну, а какая разница?
     — Олег, пожалуйста, — с заметным нажимом в голосе сказал профессор, — я вас очень прошу ответить на мои вопросы, а потом я вам все поясню!
     — А, может, наоборот?
     — Нет! — отрезал Валерий Анатольевич. — От ваших ответов будет зависеть наш дальнейший разговор.
     — Ну, хорошо, — сдался Олег. — Я не рабочий. Занимаю должность замначальника отдела.
     — Образование, разумеется, высшее?
     — Разумеется.
     — Учились хорошо?
     — Не красный диплом, но без троек.
     — Курите, пьете?
     — Ну, вы даете! — покрутил Олег головой, но все же ответил: — Не курю, выпиваю по праздникам, или в кругу друзей один-два раза в месяц.
     — Спортом занимаетесь?
     — Зимой — лыжи, летом — футбол, ну, — плаваю еще иногда, волейбол, теннис настольный...
     — Вы женаты?
     — Разведен.
     — Дети есть?
     — Есть, дочка.
     — Она здорова?
     — Да, да, да!!! — Олег начинал терять терпение от непонятного допроса.
     — А в семье вашей были какие-нибудь наследственные заболевания?
     — Ну, все, хватит! — не выдержал, наконец, Олег. — Извините, но вы уже переходите рамки приличий, вам не кажется? Или вы, наконец, объяснитесь, или — разрешите откланяться! — Олег действительно кивнул головой и повернулся в сторону двери купе.
     — Да погодите же! — красный как рак профессор в отчаянье схватил Олега за рукав. — Хорошо! Хорошо! Я все вам расскажу!
     В этот момент из купе Олега вышла его толстая соседка и, зажав в руке кошелек, позевывая, направилась в сторону вагона-ресторана.
     — Ну что, пойдемте ко мне? — спросил Олег. — Или к вам?
     — Нет-нет-нет! — вздрогнул Валерий Анатольевич. — Лучше к вам!

     — Мы поженились с Людмилой, когда нам обоим было по сорок, — начал Валерий Анатольевич свой рассказ, сидя за столиком в купе Олега и нервно вертя в руках чайную ложку. — У обоих — это не первый брак, но детей ни у меня, ни у Люсеньки не было... Мы уже и не планировали заводить детей в такие годы, но так уж получилось... В общем, Люсенька забеременела, и мы решили оставить ребенка. Чего это стоило моей жене, вы бы знали!
     Разумеется, я устраивал ее в лучшие больницы, к лучшим врачам, но когда женщине за сорок... Вы понимаете?
     Олег молча кивнул, и профессор продолжил:
     — Разумеется, делали кесарево. Наташенька родилась маленькой, слабенькой. Снова больницы, лучшие врачи — теперь уже для нее... — Валерий Анатольевич встрепенулся и внимательно глянул на Олега. — Я рассказываю вам это, чтобы вы поняли, насколько дорога была для нас наша единственная дочь!
     — Почему “была”? — сразу уловил оговорку профессора Олег.
     На глазах Валерия Анатольевича блеснули слезы. Однако, голос его не дрогнул.
     — Потому что мы практически потеряли ее...
     — Я не понял... — начал Олег, но профессор взмахом руки остановил его.
     — Погодите! Дослушайте! — с нотками раздражения в голосе воскликнул он. — Я же как раз к этому и подхожу!
     — Простите, — смутился Олег, а Валерий Анатольевич сразу успокоился, и голос его вновь стал ровным.
     — У меня есть небольшая усадьба в тихой сельской местности. Пять лет назад я сделал там для себя нечто вроде лаборатории. Летом мы с семьей выезжаем туда, девочки отдыхают на природе, вдали от городского шума, а я занимаюсь своей наукой, без суеты, без лишних помех... Красота! Этим летом мы поехали туда тоже... Наташенька на каникулах, она закончила первый курс мединститута... Сначала не хотела ехать, а потом вдруг собралась... Лучше бы она этого не делала! — Валерий Анатольевич сжал свое лицо руками, но через мгновение его руки снова лежали на столике, потянувшись к ложке.
     — С Наташенькой случилась беда. Я до сих пор не понимаю, как это могло случиться! Ее нашли в лесу с пробитой головой... Похоже, что она встретилась с волком и забралась на дерево, но сорвалась и ударилась головой о камень.
     — А волк напал на нее после этого?! — невольно вырвалось у Олега.
     — Н...не знаю... Нет! — раздраженно замотал головой профессор. — Суть в том, что девочка находится в коме, и ей уже оттуда не выкарабкаться!
     — Но современная медицина... — начал было Олег, однако Валерий Анатольевич перебил его на этот раз почти совсем грубо:
     — Это вы мне говорите о современной медицине?! Мне, отдавшему этой самой медицине сорок лет своей жизни!!! Молодой человек, если я говорю, что моя дочь безнадежна, значит это так!
     — Ну, хорошо, — Олег тоже начинал сердиться, — я не разбираюсь в медицине, согласен! Только зачем на меня при этом кричать, во-первых, и что вам в таком случае от меня нужно, во-вторых?
     Валерий Анатольевич сразу сник, как сдувшийся воздушный шарик.
     — Простите меня, Олег, Бога ради простите! — заговорил он, не глядя на Олега. — Поймите мое состояние... — И тут же, без перехода, профессор выпалил: — Вы хотите заработать тысячу долларов?
     Глаза у Олега от изумления полезли на лоб.
     — Я должен кого-то убить? — мрачно пошутил он, и тут же, словно вспышка, возникла в мозгу догадка: “Да-да! Конечно же — убить! Профессор хочет его нанять для убийства собственной дочери, чтобы прервать ее мучения, по-видимому, сам он сделать это просто не может — не в силах поднять руку на родную дочь! Хотя... Зачем тогда профессор настойчиво выспрашивал о его здоровье? Если киллер и заразит свою жертву, то уже посмертно!”
     Валерий Анатольевич словно прочитал мысли Олега. Он досадливо поморщился и еле слышно произнес:
     — Когда будет надо, я сам сделаю, чтобы Наташенька ушла из жизни окончательно... Думаю, у меня хватит для этого мужества и сил. Но пока она жива... Пока живо ее тело, — поправился профессор, — мы с женой хотим, чтобы Наташенька родила нам внука!
     Олег даже подпрыгнул. Он вскочил и уставился на профессора, как на явного психа. — Вы сошли с ума?! У вас от горя поехала крыша?! — буквально закричал он.
     — Не надо на меня кричать, — по-прежнему тихо, но так, что Олег тут же сел снова на полку, сказал Валерий Анатольевич. — Я в своем уме. Я не сказал ничего невероятного. Медицине известны случаи, когда женщины, находясь в коме, вынашивали плод и рожали абсолютно здорового ребенка. Правда, к моменту наступления комы они были уже беременны... В нашем случае — нет. Вот здесь-то нам и нужна ваша помощь. До Олега начал доходить смысл сказанного. Он снова вскочил и начал размахивать руками:
     — Но это же абсурд! Нонсенс! Это же... Это же... — Олег не мог подобрать нужных слов.
     — Я предлагаю вам за это тысячу... Я предлагаю вам за это две тысячи долларов и обещаю, что все останется в полной тайне! — заговорил профессор с настоящей мольбой в голосе. — Никто ничего никогда не узнает!
     — Да это же полный бред какой-то! — не унимался Олег.
     — Моя жена, — уронил голову Валерий Анатольевич, — она на грани помешательства. Она в любую минуту может покончить с собой! А тогда... Тогда и мне жить больше незачем. Единственное, что она хочет в данной ситуации, что мы оба с ней хотим — иметь Наташиного ребенка, родную Наташину кровь, ее продолжение, ее воплощение в собственном дите... Разве это бред, абсурд, нонсенс, как вы изволили выразиться? Родители, потерявшие единственную дочь, разве не имеем мы права на это желание? Ведь у нас никогда не будет уже своих детей. Никогда! Вы слышите, Олег, никогда! У вас еще все впереди — новая семья, дети, внуки, а у нас — никого и никогда! Разве мы просим так много?!
     Олег мрачно молчал. С одной стороны, он понимал, что в доводах профессора есть смысл, Олег даже начал проникаться в душе святым желанием пожилых супругов. Но с другой стороны, то, что предлагал ему профессор! Это просто не лезло ни в какие рамки! Оплодотворить находящуюся в коме женщину! Это же черт знает что! Да у него просто не получится это физически!
     — А почему вы не хотите сделать вашей дочери искусственное оплодотворение? — пришла вдруг в голову Олега спасительная идея. — Почему, наконец, не пересадить ее яйцеклетку женщине, согласной выносить плод? Я знаю, что такое практикуется!
     Валерий Анатольевич медленно покачал головой.
     — Практикуется, да, я знаю. Но мы хотим, чтобы все было по-настоящему, без обмана. Дело еще в том, Олег, что у нашей дочери еще не было мужчины. И мы хотим, чтобы перед смертью... чтобы в ее жизни было все, пусть она это даже не узнает на сознательном уровне. Олег, сделайте это, я вас умоляю! Хотите, я встану перед вами на колени?!
     — Но почему именно я? — понимая, что начинает сдаваться, спросил в отчаянье Олег.
     — Видите ли, Олег, — убежденно заговорил Валерий Анатольевич с искрой вспыхнувшей надежды в голосе. — Завтра утром мы прибудем домой, поместим Наташеньку в клинику. Я не смогу уже привести к ней человека для подобных целей, с тем чтобы не вызвать чьего-нибудь нездорового любопытства! Официально же, как вы понимаете, никто не разрешит мне этого сделать. Есть еще целый ряд медицинских аспектов — будет необходима срочная и очень сложная операция, много нюансов... А когда факт зачатия будет уже налицо, я сумею уговорить кого надо, чтобы беременность сохранили! Поэтому все нужно сделать именно сегодня! А на вас мой выбор упал чисто случайно. Просто вы подходите по многим показателям! Мне не успеть найти другую подходящую кандидатуру в поезде... Так вы согласны?
     Валерий Анатольевич заглянул в глаза Олегу с такой мольбой и надеждой, что тот непроизвольно отвел взгляд в сторону.
     — Ну, я не знаю... А что, ваша дочь в поезде?
     — Да, она с нами...
     Олег сразу же вспомнил долгую и шумную посадку соседей в купе. Теперь становилось понятно, чем это было вызвано — тяжело больная девушка, специальная аппаратура... Только вот эти странные, жуткие звуки — неужели их издавал человек, находящийся в коме?
     — Но... я не смогу... — жалобно выдавил из себя Олег, подыскивая нужные слова. — У меня просто не получится... Не будет...
     — Эрекции? — подхватил Валерий Анатольевич. — Не волнуйтесь, в этом я вам помогу! У меня есть нужные препараты!
     — “Виагра” что ли?
     — Ну, что вы! — замахал руками профессор. — У меня есть лекарство собственного производства, до которого “Виагре” — как до Луны! Причем, абсолютно безопасное для здоровья. Конечно, оно не проходило сертификации, про него вообще никто не знает, кроме меня и... Люсеньки, — тут Валерий Анатольевич слегка улыбнулся, — зато эффект — потрясающий! Кстати, я могу вам дать потом его с собой!
     — Ну, хорошо! — Олег понял, что спорить с профессором он больше не в силах. — Когда я должен буду сделать это?
     — Да прямо сейчас! — Валерий Анатольевич вскочил на ноги. — Подождите минут десять, мы подготовим Наташеньку и тогда я за вами зайду!
     С этими словами профессор пулей вылетел из купе. Через пару минут он вернулся, держа в руке флакончик с какой-то жидкостью.
     — Вот, выпейте пока две-три капли этого препарата, — сказал профессор возбужденно. — Передозировка нестрашна, но в данном случае бесполезна, вам ведь ни к чему длительная эрекция. Остальное заберите себе. Я скоро приду за вами!
     Валерий Анатольевич снова выскочил за дверь. Олег недоверчиво повертел флакончик перед глазами. Жидкость в нем была прозрачной, слегка желтоватой на цвет. Олег вынул притертую стеклянную пробку, осторожно понюхал лекарство. Оно пахло довольно приятно — какими-то травами, еще чем-то неуловимо-знакомым.
     “Вряд ли меня собираются отравить, — подумал Олег. — Не за что вроде бы, да и слишком уж сложен тогда разыгранный передо мною спектакль!” Он еще с минуту повертел в руках флакончик, а затем капнул немного снадобья в чайную ложку. На вкус лекарство тоже было приятным, что-то вроде “Доктора МОМа”, только несколько более резким. А эффект, действительно, не заставил себя ждать: уже через минуту-другую Олег почувствовал сильное возбуждение.
     Как раз в это время дверь в купе раскрылась снова, и в него зашла женщина-соседка. Олег мельком глянул на ее расплывшуюся фигуру, отвисшие складки жира на месте талии, проступающие через ткань одежды, но, тем не менее, с удивлением отметил, что сейчас бы сгодилась даже она, если закрыть глаза... “Да уж, поистине не бывает некрасивых женщин, — вспомнил Олег старое изречение, — бывает мало... лекарства!” — тут же перефразировал он окончание. Между тем появился и Валерий Анатольевич. Заметив, что они теперь не одни, профессор вполголоса спросил:
     — Вы готовы?
     Олег кивнул.
     — Тогда пойдемте.

     Олег, заметно волнуясь, даже со страхом, переступил порог соседнего купе. В нос сразу ударил запах лекарств, а в глаза бросилось в первую очередь убранство купе. Оно очень сильно напоминало собой маленькую больничную палату — на столе и одной из нижних полок громоздились какие-то приборы, от которых к противоположной нижней полке тянулись пучки проводов и трубок. Возле этой же полки стояла капельница, прозрачная трубочка из которой опускалась вниз, под белую простыню, которой было накрыто нечто, лежащее на полке. Олег сразу же понял, что под простыней — дочка профессора. Он очень боялся увидеть ее лицо — лицо живого мертвеца, но к счастью, вся верхняя часть тела, от груди, была скрыта за вертикальной матерчатой ширмой, куда и уходила, кстати, основная масса проводов и трубок.
     Олег оторвал, наконец, взгляд от этой страшной картины, от которой заныли почему-то зубы, и только сейчас заметил в углу у двери, сидящую в ногах у коматозницы женщину. Она была маленькой, сухонькой и довольно пожилой, как и сам профессор, но весь ее облик, выражение лица, блеск грустных, но удивительно живых глаз, даже посадка головы на шее выдавали в ней женщину благородного происхождения и интеллигентного воспитания. Валерий Анатольевич увидел, что Олег смотрит на его жену и поспешил представить их друг другу:
     — Люсенька, это Олег, который любезно согласился нам помочь! Олег, а это моя супруга — Людмила Леонидовна.
     Женщина грациозно, с достоинством кивнула Олегу и произнесла, почти не разжимая губ:
     — Очень приятно.
     — Мне тоже очень приятно с вами познакомиться, — вежливо ответил Олег.
     — Прошу вас, Олег, приступайте! — нетерпеливо сказала женщина. Только теперь Олег понял, что она держится из последних сил. Он увидел, как побелели костяшки ее пальцев, сжимающих простыню.
     — Но... я не могу при вас... — Олег перевел растерянный взгляд на профессора. — Валерий Анатольевич, я же так не могу! Выйдите, пожалуйста, с Людмилой Леонидовной!
     Людмила Леонидовна чуть заметно вздрогнула, а Валерий Анатольевич заговорил, оправдываясь:
     — Простите, но я должен контролировать состояние Наташеньки! Я буду находиться здесь, за ширмой, и не буду на вас глядеть!
     — Тогда пусть хоть ваша супруга выйдет! — взмолился Олег.
     — Я хочу присутствовать! — сухо отпечатала Людмила Леонидовна, оставаясь сидеть.
     — Нет, я так не согласен! — замотал головой Олег. — Валерий Анатольевич, вы что, не понимаете? Ну так же нельзя!
     Валерий Анатольевич болезненно поморщился. Он все прекрасно понимал. Подойдя к жене, профессор нежно положил руки ей на плечи и прошептал ласково:
     — Люсенька, милая, пойми — так нельзя, Олег прав. Ты должна выйти. Это будет недолго. Я прослежу, чтобы с Наташенькой все было в порядке.
     Женщина недовольно вскинула брови, однако молча поднялась с полки и вышла в коридор. Профессор повернул ручку замка, закрывая дверь. Затем он подошел к дочери и осторожно снял с ее ног простыню, откинув ее к самой ширме. Девушка была в розовой ночной сорочке, расшитой по краям рюшечками. Валерий Анатольевич набрал в грудь воздуха, как перед решительным действием, и потянул подол сорочки вверх. Взору Олега открылись стройные, сильные ноги девушки, голубенькая полоска трусиков и ее плоский белый живот. Теперь пришла очередь снять последнюю преграду. Валерий Анатольевич протянул задрожавшие вдруг руки к голубой полосе материи, но не смог ничего сделать. Он виновато посмотрел на Олега и попросил, извиняясь:
     — Сделайте это сами, Олег! И... приступайте. Только прошу вас: осторожней, она ведь еще девственница! Профессор быстро скрылся за ширмой, оставив Олега один на один с голубенькой полоской трусиков.
     Олег чувствовал, как растет его возбуждение. Но вместе с тем он чувствовал также, как растет, увеличивается, охватывает его всего необъяснимый страх, почти ужас. Казалось бы, что здесь такого? Перед ним лежит девушка. Пусть больная, пусть очень больная, но чистенькая, стройная, без язв, без пролежней, без отвратительного запаха гниющего по-живому мяса, мочи, пота, фекалий... Может, у нее изуродовано лицо, разбита голова, но этого же не видно, не надо просто думать об этом! Надо сконцентрировать все свое внимание на этих бедрах, животе, трусиках... Их, кстати, надо снять... Но почему же так страшно?!
     Олег судорожно вздохнул, почти со всхлипом, и потянулся к трусикам девушки. Едва его пальцы коснулись теплого, упругого тела под голубой тканью, по телу Олега словно прошел сильный разряд тока — он крупно вздрогнул всем телом. На лбу выступили капли пота. Однако, Олег не отпрянул, хотя все его существо яростно молило сейчас об этом, напротив, — он быстро ухватился за резинку трусов и одним движением стянул их до самых колен девушки.
     Олега трясло. Только сейчас он понял, что стоит, зажмурившись. С трудом приоткрыв глаза, он закончил начатое дело — снял трусики с ног девушки. Не в силах поднять глаза выше девичьих колен, он взялся за них и стал разводить ноги девушки в стороны.
     Из-за ширмы послышался утробный стон, а ноги коматозницы задрожали вдруг мелко-мелко и слегка согнулись в коленях. Олег понял, что еще немного — и он бросится прочь. Но в эту минуту послышался сердитый голос профессора:
     — Ну, что же вы тянете! Наташенька начинает нервничать!
     — Разве коматозники могут нервничать? — не своим голосом пискнул Олег.
     — Не задавайте глупых вопросов, действуйте! — почти прокричал профессор.
     Олег, продолжая трястись, стал пристраиваться между раздвинутых ног, но только сейчас до него дошло, что сам он — еще в брюках. Путаясь в пряжке ремня, он с трудом смог расстегнуть ее. Снять брюки до конца уже не хватило сил — и Олег просто приспустил их до колен.
     Удивительно, но несмотря на весь страх, волнение, дрожь во всем теле, лекарство профессора продолжало действовать. Самый сейчас важный орган Олега был в полной готовности. Перед тем, как зажмуриться снова, Олег успел увидеть темный треугольник волос внизу живота девушки, а затем все происходящее с ним слилось в сплошной туман. Он честно делал свое дело, но совсем не контролировал этих действий — тело все делало само, по заложенной тысячелетиями программе. И лишь перед самой кульминацией Олег краешком сознания отметил, что тело, которое было сейчас под ним, отзывается на его движения. Это был уже не полутруп коматозницы, а живое, полное страстей и желания тело.
     К сожалению, он осознал это слишком поздно. Лишь с последней судорогой отступавшего оргазма Олег почувствовал, как сильно дернулось, качнулось под ним тело девушки, словно пытаясь освободиться и подняться. Впрочем, так оно и было! Ноги, до этого безвольно разведенные в стороны, напряглись вдруг и резко согнулись в коленях. Олег, поднимавшийся как раз с тела, невольно оказался в это самое мгновение своим самым “больным” местом на траектории подъема правого колена. Удар был сокрушительным, Олег слетел на пол купе и взвыл от дикой боли. И тут, словно в ответ, из-за ширмы, которая уже ходила ходуном, послышался жуткий, нечеловеческий, леденящий кровь в жилах вой, в котором слились и страдание, и боль, и неземная тоска. А затем этот вой перешел в угрожающее громогласное рычание, перемежающееся странными горловыми звуками, которые, казалось, не могло производить ни одно живое существо на свете. Ну, а потом послышался крик Валерия Анатольевича. Вначале звук был вполне человеческим, хоть и громким, но закончился он тоже каким-то звериным воплем: — На-та-ша-А-ААА-ААА!!!
     Олег моментально забыл о боли в промежности. Он быстро вскочил на ноги и успел только натянуть брюки, причем сделал это чисто машинально, как матерчатая ширма, удерживать которую более профессор, видимо, не смог, с треском разорвалась и отлетела в сторону.
     Сначала Олег увидел смертельно бледное лицо Валерия Анатольевича, а затем — залитые кровью простыни. Кровь хлестала из полуоторванной левой кисти профессора, которую он придерживал правой рукой. Кровь, бьющая фонтаном, отвлекла пораженное внимание Олега, и он не сразу понял — КТО копошится в кровавых простынях! А когда понял — нет, даже не понял, а только лишь увидел, поскольку понять это было просто невозможно — застыл с замершим на несколько мгновений сердцем, чувствуя только, как холодеет в груди и как топорщатся вставшие дыбом волосы.
     То, что извивалось в окровавленных простынях на нижней полке вагонного купе — не было человеком! Из того, что скрывалось за ширмой, человеческими были только грудь и руки. А над плечами, белыми девичьими плечами с выделяющимися на фоне нежно-розового загара светлыми полосками от лямочек купальника, дико разевала клыкастую пасть жуткая звериная морда. То, что это была морда волка, Олег понял не сразу. Поначалу ему показалось, что это само исчадие ада высунуло голову из тела несчастной девушки. Но тут он успел заметить, что шея зверя и нижняя часть человеческой шеи, от которой осталось сантиметра два, не больше, соединены между собою хирургическим швом, с торчащими из него трубками катетеров. Трубки шли и в ноздри волка, а провода опутывали и его косматую голову, и опускались к многочисленным датчикам на груди девушки.
     Но вот небывалый, отвратительный в своей невозможности гибрид человека и зверя издал новый ревуще-клокочущий звук, замахал руками, срывая с себя провода и трубки — помогая себе при этом зубами, а затем гибким звериным прыжком соскочил с полки. Существо стояло, неуверенно покачиваясь на ногах прямо напротив Олега. Между ними не было и метра. Желтые, пылающие лютым огнем глаза вонзили свой взгляд прямо в глаза Олега. Клыкастая, окровавленная пасть ощерилась снова, обдав Олега горячим смрадом. Олег попятился и упал, споткнувшись, на полку — туда, где только что лежал человеко-волк. К своему собственному изумлению, Олег даже не кричал — однако, рот его был давно распахнут для крика. Но для этого надо было как минимум вдохнуть, а вот этого почему-то Олег никак не мог сделать.
     Чудовище, между тем, проследило сверкнувшим взглядом за упавшим Олегом и даже дернулось было в ту же сторону, но стоять на ногах ему стало заметно труднее и оно, сильно качнувшись и чуть не упав следом, опустилось вдруг и на руки — как на передние лапы. В такой позе — неестественной для человека, но единственно удобной для зверя, существо почувствовало себя гораздо уверенней и направилось к Олегу с явно определенной целью, обнажив передние клыки и издавая едва слышное утробное рычание.
     Алексей почувствовал, как опорожнился его мочевой пузырь и только теперь сумел вдохнуть в себя воздух. Он завопил так, что человеко-зверь на мгновение замер.
     И в ту же секунду в дверь застучали.
     — Валерий! Что там у вас происходит?! — послышался взволнованный голос жены профессора.
     — Люсенька! Помоги... — прохрипел в ответ Валерий Анатольевич.
     Наташа, если так еще можно было называть чудовище, при звуке знакомых голосов потеряло на какое-то время внимание к Олегу и заметалось по тесному купе. Из страшного шва на его шее, в местах, откуда были вырваны трубки катетеров, сочилась кровь, к ней добавилась кровь профессора, и существо, перепачканное этой кровью с девичьих ног до косматой головы зверя, и без того беспримерно отвратительное и жуткое, было теперь самим воплощением ужаса, мерзости, самой смерти.
     Олег уже не вопил, а только жалобно выл. Профессор — то ли от потери крови, то ли от нервного потрясения, а скорее всего от того и другого вместе — повалился вдруг с шумом на соседнюю полку, прямо на приборы, захрустевшие жалобно под тяжестью его тела. А в дверь купе молотили уже в несколько кулаков. Слышались возбужденные голоса — к профессорше явно пришли на помощь другие пассажиры.
     Весь этот шум и гвалт произвели на человека-волка крайне возбуждающее действие. Чудище оскалилось, зарычало и бросилось к двери. Руки его остервенело заскребли по обшивке, ломая хрупкие девичьи ногти, однако разума волка не хватало на то, чтобы повернуть ручку замка. Но с той стороны двери замок как раз начали открывать ключом — видимо, к шумящим пассажирам подключился проводник. Послышался крик профессорши: “Осторожно, там...”, но дверь уже рывком ушла в сторону. Чудовище, не медля ни доли секунды, метнулось на стоящего в дверном проеме проводника. Тот вскрикнул, взметнув к лицу руки, и зубы волка прошлись по его левому боку, вырвав клок форменной рубашки и оставив на обнажившемся теле глубокую борозду, вмиг напитавшуюся кровью.
     Кто-то заверещал по-дурному, кто-то заорал благим матом, и все разом шарахнулись в стороны, сбивая друг друга с ног. Еще не чувствуя от шока боли, но видя, что творится нечто совсем непотребное, проводник перепрыгнул через барахтавшихся на полу пассажиров и кинулся к красной ручке стоп-крана. Поезд истошно завизжал тормозами, силой инерции роняя и тех, кто сумел удержаться на ногах. Паника стала всеобщей. Повыскакивали из своих купе те пассажиры, что не принимали участия в свалке у профессорской двери, но слышавшие дикие вопли. Экстренное торможение поезда подтвердило их самые худшие опасения. Кто-то закричал: “Бомба!”, кто-то: “Горим!”, а потом уже все членораздельные звуки потонули во всеобщей какофонии хаоса. Люди выбивали в окнах стекла, выпрыгивали прямо сквозь торчащие осколки, ранясь, пачкая в крови себя и других, от чего еще больше подстегивая панику. Проход забился моментально, обезумевшие люди топтали упавших, падали сами; кто-то пытался протиснуть в окно чемоданы, кто-то тащил в охапке визжащих, как поросята, детей.
     Олег, зная, чем вызвана паника на самом деле, прекрасно понимая, что нет никакой бомбы, тем не менее машинально тоже подступился к окну. Поезд стоял посреди леса. Среди деревьев метались испуганные, обезумевшие люди. Олегу показалось, что среди темных елей промелькнула вглубь чащи фигурка в розовой, окровавленной ночнушке.
     Паника перекинулась уже на соседние вагоны — оттуда тоже летели вещи, выскакивали пассажиры...
     “Горим!” — снова послышалось где-то совсем рядом, и Олег действительно почувствовал запах едкого дыма, а потом, обернувшись, увидел, что коридор вагона заполняется белесой пеленой. Олег метнулся к лежащему без сознания профессору и стал тормошить его за плечо: — Валерий Анатольевич! Профессор! Очнитесь! Пожар! Надо срочно выбираться!
     Однако, профессор ни на что не реагировал. Тогда Олег, поднатужившись, приподнял тело профессора с полки и перевалил себе через плечо его верхнюю часть. Взявшись за профессорские ноги, Олег, пошатываясь, вышел в коридор. Там уже нечем было дышать и ничего не было видно, а откуда-то справа уже доносилось характерное потрескивание и заблестели языки пламени. Тогда Олег дернулся назад, в купе. Положив профессора снова на полку, он быстро задвинул дверь, а потом, выбрав из груды помятых приборов самый на вид массивный, стал с размаху молотить им об оконное стекло. Стекло крошилось под ударами, разлеталось искрами осколков, и, наконец, пробитое отверстие стало достаточно большим, чтобы в него смог пролезть человек.
     Олег подхватил профессора подмышки и стал подтягивать его к окну. Он замешкался на мгновение, соображая, как лучше пихать тело в окно: головой или ногами вперед, решил, что лучше ногами, иначе при падении профессор может сломать себе шею... Именно в это мгновение Валерий Анатольевич пришел в себя. Он приподнялся на локте здоровой руки и обвел купе затуманенным взглядом.
     — Где Наташа? — прохрипел профессор тревожно.
     — Не знаю, — крикнул Олег. — Давайте выбираться, вагон горит!!!
     — Где Наташа? — не унимался профессор. — Где Люсенька?!
     — Там они, там, на улице! — соврав, потому что не знал точно, махнул Олег в сторону окна. — И нам надо туда же, иначе сгорим на хрен!!!
     Валерий Анатольевич пришел немного в себя и тут же замотал головой, что-то разыскивая в задымленном уже купе.
     — Саквояж! — испуганно забормотал он. — Мой саквояж! Его необходимо найти!
     — Да сгорим же! Какой на х.. саквояж!!! — не выдержав, заорал Олег. — Скорее лезьте в окно!
     — Там все! — взмолился профессор. — Там... Да помогите же мне найти!
     Олег, не слушая больше Валерия Анатольевича, сдернул его с полки и тут же увидел на ней возле самой стены черный саквояж.
     — Этот? — мотнул головой Олег.
     — Да-да! — вцепился в саквояж руками профессор, забыв о своей страшной ране, и тут же застонал от сильнейшей боли.
     — Да лезьте же, я возьму его!!! — заорал Олег что есть мочи.
     Валерий Анатольевич наконец-то отреагировал. Он, морщась и болезненно охая, подхватил здоровой рукой висящую на сухожилиях и полоске кожи откушенную кисть и, качаясь, подошел к окну.
     — Но как же я... — начал он, но Олег уже снова подхватил профессора поперек туловища и стал проталкивать его ноги в оконный пролом. Профессор ухнул куда-то вниз. Сам Олег тут же вскочил на столик, встал на колени и, развернувшись задом, полез в окно. В это мгновение дверь с треском вспыхнула, и пламя загуляло по купе, пожирая все на своем пути. Оно моментально добралось до стоящего враскорячку Олега, лизнуло его по лицу, и волосы тут же противно затрещали. Олег завопил и вывалился в окно. Он упал рядом с поднимающимся на колени профессором и сразу же, не обращая внимания на боль в отбитом копчике, стал натягивать со спины рубаху на горящие волосы.

     Вагоны догорали. От трех последних остались только черные железные остовы. Четвертый еще лизали языки пламени, но уже как-то лениво, словно пресытившись. Остальные вагоны, к счастью, уцелели — их успел оттащить тепловоз после того, как отцепили эти четыре горевшие. Закопченные пассажиры уныло бродили вдоль кромки леса, а в большинстве своем сидели — угрюмые, грязные, замкнутые в себе и в своей беде. Правда, большой беды не случилось — все остались, на удивление, живы. Сильно обгорел только проводник вагона, в котором ехал Олег — он до последнего помогал людям выбираться из пылающей западни, — да еще с десяток людей оказались изрядно помятыми в давке. Все раненые, а также пожилые “погорельцы” и дети были размещены в уцелевших вагонах. Но поезд почему-то стоял. Казалось бы: надо мчаться “на всех парах” к ближайшей станции — доставлять раненых в больницу, но... Видимо, было какое-то указание “сверху”: скорее всего, должны были подъехать те, кто должен был “разобраться на месте”. Короче, обычная канитель и неразбериха.
     Валерий Анатольевич не пошел в поезд, не стал обращаться за медицинской помощью. Олег сначала даже накричал на него, но профессор только многозначительно похлопал по своему черному саквояжу.
     Людмила Леонидовна, к счастью, не пострадала ни в огне, ни в давке, и сейчас она с выражением полной отрешенности на лице, с глазами, устремленными “внутрь”, обрабатывала страшную рану супруга препаратами из саквояжа, с которым так боялся расстаться профессор, а потом скоро сшила края оборванных тканей между собой, забинтовала, наложила шину. Все это она делала очень быстро, уверенными движениями, но чисто механически. Профессор гладил ее здоровой рукой по спине и ласковым басом что-то успокаивающе гудел.
     Когда “операция” была завершена, профессор подошел к сидящему чуть поодаль Олегу. Он явно чувствовал себя гораздо лучше, даже румянец выступил на щеках. Олег выразительно глянул на забинтованную руку.
     — Вам же срочно нужно в больницу, — сказал он мрачно. — Разве спасет вашу руку то, что сделала сейчас ваша жена?
     — Спасет! — уверенно и даже с ноткой торжественности в голосе произнес Валерий Анатольевич, а потом, помявшись, добавил: — Я должен извиниться перед вами, Олег, и рассказать вам всю правду... Точнее — дорассказать, так как по сути я вам не лгал.
     — Да уж, — неопределенно ответил Олег.
     — Только Олег, дорогой, давайте договоримся сразу: то, что я вам расскажу сейчас — останется между нами! И еще... моя больная дочь — погибла при пожаре. Сгорела дотла. Температура огромная — даже косточек не осталось!
     — Но она же... — вскинул изумленно брови Олег.
     — Она сго-ре-ла! — раздельно и четко повторил профессор. — Для всех, кто будет интересоваться. Так будет лучше! И то, что при-ви-де-лось, — это слово профессор тоже произнес раздельно и четко, — некоторым пассажирам — так это последствия пожара и паники. Расшалилась взбудораженная психика. Ну а вы не видели вообще ничего. Договорились?
     Олег кивнул. После всего происшедшего на него нахлынула вдруг волна апатии, и ему стало сейчас все абсолютно “до фонаря”.
     Валерий Анатольевич захлопал вдруг себя по карманам, затем выудил из внутреннего бумажник, отсчитал несколько грязно-зеленыых бумажек и протянул Олегу:
     — Возьмите. Это то, о чем мы договаривались... ваш гонорар... Олег не глядя сунул пачку долларов в карман.
     — Пересчитайте, там ровно две тысячи! — заволновался профессор.
     Олег вяло отмахнулся:
     — Я вам верю!
     Валерий Анатольевич внимательно оглядел Олега и с едва скользнувшей ноткой обиды в голосе спросил:
     — Вам что — неинтересно узнать, что и как было на самом деле?
     — Интересно, — ответил Олег, хотя его безразличный голос говорил об обратном.
     — Ну, как хотите! — обиделся уже по-настоящему профессор и начал вставать.
     — Валерий Анатольевич! — буркнул Олег. — Я просто сильно устал. Все эти события... Вы-то должны понимать! Поэтому не обижайтесь на меня и расскажите то, что считаете нужным. Поверьте, мне это интересно!
     Профессор тут же забыл о недавней обиде, опустился на траву рядом с Олегом и начал рассказывать.

     Валерий Анатольевич начал издалека. Он стал описывать научно-медицинские проблемы, над которыми плодотворно работал последние годы. Олег слушал не очень внимательно, хотя и состроил заинтересованное выражение лица. Его мало волновали научные изыскания современной медицины, а специальные термины, которыми в изобилии сыпал Валерий Анатольевич, были и вовсе непонятны. Профессор заговорил о пересадке органов, о проблеме с отторжением тканей. Олегу стало интересней — об этом он слышал и читал ранее.
     — Так вот, я решил эту проблему! — гордо вскинул голову профессор. — Я получил средство, которое позволяет совмещать даже принципиально несовместимые ткани! Например, собаке я приживил лапу кошки — и наоборот. Мало того, мой препарат способствует очень быстрому восстановлению поврежденных тканей! Моя рука, — он помахал перед собой рукой на перевязи, — заживет через неделю!
     — Но сосуды, нервы, — возразил Олег, — их ведь не сшивала ваша супруга! Рука все равно будет недееспособной!
     — Мой препарат, — с восторгом сказал Валерий Анатольевич, — способен воистину на чудо! Все восстанавливается и срастается именно так, как надо! Вы помните сказки о мертвой и живой воде? Так вот, это больше не сказки! Я создал эту воду!
     — Но это же небывалое научное открытие! — воскликнул Олег, с которого моментально слетели равнодушие и апатия. — Это же — Нобелевская премия, не меньше!
     — Не все так просто, — заметно сник профессор. — Столько проблем... Давайте пока оставим эту тему! Я хочу рассказать вам о своей дочке...
     — Я слушаю, — согласился Олег.
     — Так вот, то, что я рассказывал вам про дерево, на которое залезла Наташенька, спасаясь от волка, про разбитую голову — это правда. Но дальше... В общем, волк, точнее — волчица, не убежала, а набросилась на потерявшую сознание девочку... Это все странно, волки летом не нападают на людей, тут какая-то аномалия! Волчица не страдала бешенством, я проверил, но явно была с какими-то отклонениями в психике. Череп Наташеньки был пробит, и волчица стала буквально разгрызать его дальше, словно орех! Она ела мозг моей доченьки, она изгрызла все ее лицо... Когда мы прибежали туда — у Наташеньки вся голова представляла собой кровавый изжеванный комок! А волчица сидела рядом и рычала на нас, явно не собираясь расставаться с добычей. У меня было ружье, заряженное снотворным, даже не знаю, почему я, выбегая из дому, схватил именно его, а не обычную двустволку... Короче говоря, я усыпил волчицу и принес ее вместе с Наташей домой.
     — А как вы узнали, что на вашу дочь напал волк? — вставил Олег.
     — Рассказал мальчишка-пастушок. Он перепугался до смерти, но догадался прибежать ко мне. Иначе бы мы совсем не успели... А так — Наташа еще была жива, пульс — нитевидный, но сердце еще билось. Я видел, что ей уже ничем не помочь — мозг был практически уничтожен... Но Люсенька, моя супруга — она была рядом все это время, — забилась в истерике, стала кричать, кидаясь к спящей волчице, чтобы та отдавала взамен свою голову. Это был полный бред, как я подумал сначала, вызванный горем матери, но моя жена отнюдь не бредила! Идея о том, что наша дочь еще может подарить нам внука — пришла ей в голову почти сразу. Люсенька стала говорить это мне, убеждать, я отмахивался, не понимая, что она говорит это все всерьез, а не в бреду горячки. Я сам был раздавлен свалившимся горем и плохо соображал, о чем идет речь. И лишь когда Люсенька закричала мне прямо в лицо: “Делай трансплантацию, иначе мы ее навсегда потеряем!”, я совершенно машинально стал делать операцию. Конечно, лучше всего подошла бы человеческая голова, но... Я не смог бы убить человека даже ради собственной дочери! Да и не было уже времени искать что-то более подходящее — сердце Наташеньки как раз остановилось, наступила смерть, даже не клиническая, поскольку мозг тоже не работал...
     — И вы пересадили голову волчицы собственной дочери! — продолжил Олег утвердительно.
     — Да, я сделал это. А что мне оставалось? Я надеялся сам не знаю на что. Но, во всяком случае, тело Наташи стало жить. Все его функции восстановились полностью. Я сам не ожидал подобного результата — я думал, что она не сможет двигаться, надеялся, что хотя бы дышать будет самостоятельно... Ничего подобного я прежде не делал!
     — Но в поезде... она лежала, была неподвижной, — заметил Олег.
     — Я накачал ее успокоительными, снотворным — не мог же я открыто везти ее в таком виде! Но... половой акт произвел на нее такое возбуждающее действие... Вы видели сами!
     Профессор помолчал немного, а затем сказал:
     — Теперь надо ее искать... Вы поможете мне?
     — Ну уж! — невольно вырвалось у Олега.
     — Но ваш ребенок...
     — Какой еще ребенок?! — буквально взвизгнул Олег.
     — Наташа должна родить вашего ребенка... — сказал Валерий Анатольевич проникновенно. — Нет-нет, вас это ни к чему не обязывает, как мы и договаривались, но... Неужели вам совсем безразлична его судьба?
     — Да какой ребенок, Валерий Анатольевич! — прокричал Олег. — Один акт, всего один, какой шанс-то на зачатие?!
     — Процентов девяносто, а то и девяносто пять, — очень серьезно ответил профессор.
     — Да ну? — нервно рассмеялся Олег. — А почему не сто?
     — Неужели вы полагаете, молодой человек, что я, ученый, решивший проблему трансплантации, не позаботился сделать так, чтобы моя дочь была готова зачать даже от одной капли спермы? Сто процентов гарантии, кроме Господа Бога, не может дать никто, но за девяносто я ручаюсь! Олег понял, что профессор говорит серьезно, и то, что он говорит, — правда.
     — Я... боюсь, — честно признался Олег.
     — Я заплачу вам за оказанную помощь еще две тысячи, даже больше, — сказал профессор. — Только помогите! Нам просто не к кому больше обратиться за помощью, вы же понимаете!
     — Разве все решают деньги, — пробормотал Олег, опуская глаза.
     — Надеюсь, что нет, — ответил Валерий Анатольевич. — Но любой труд должен быть достойно оплачен. Так вы согласны?
     — А куда мне деваться? — пожал плечами Олег.

     Через девять месяцев, роясь в отходах крупной хирургической клиники одного очень большого города, бомж Степаныч раскопал черный пластиковый мешок. Раскрыв его, Степаныч оцепенел на мгновение, а потом бросился бежать, сломя голову, прочь. Брошенный мешок остался лежать возле мусорных баков. Из него, выкатив желтые остекленевшие глаза, злобно щерилась на мир из потустороннего далека косматая, ужасная голова волка.


 
Скачать

Очень просим Вас высказать свое мнение о данной работе, или, по меньшей мере, выставить свою оценку!

Оценить:

Псевдоним:
Пароль:
Ваша оценка:

Комментарий:

    

  Количество проголосовавших: 3

  Оценка человечества: Хорошо

Закрыть