Андрей Буторин


МАТЬ КОСМОНАВТА

 

     Когда ночная чернота разливается по небу, и колючие звезды начинают в нем свое холодное перемигивание, из своей покосившейся избы выходит старая женщина и, на ходу поправляя неизменный черный платок, направляется к угору над речкой Исток, что течет у деревни с таким же названием. Она останавливается на том самом месте, где желто-оранжевая глинистая тропинка начинает крутой нырок под угор и, петляя, вьется между сочными травяными зарослями до самой воды. Женщина поднимает лицо к небу и, подслеповато щурясь, перебегает взглядом от созвездия к созвездию, ища вполне определенную и жизненно важную для нее цель — красноватую искорку Марса. Для этого ей не нужны ни карты звездного неба, ни астрономические календари — за двадцать последних лет она научилась находить Марс так же легко и быстро, как зловредных колорадских жуков в ботве картофеля.
     Найдя желаемое, женщина замирает на несколько минут, не отрывая взгляда от мерцающей красной звездочки. В этом взгляде — и боль, и нежность, и неземная тоска, а губы ее беззвучно шепчут при этом что-то слышимое лишь ей одной. Закончив свою неслышную молитву, старая женщина осеняет крестом далекую планету, а потом, беззвучно роняя слезы, трясет на нее сухоньким кулачком.

     Двадцать лет назад Александра Петровна не то что найти Марс на небе — и самого-то названия такого никогда не слышала. Не до этого ей было — не до тонких небесных сфер. Да и образования — один класс церковноприходской школы, хорошо — читать с Божьей помощью выучилась: сынок хоть редко, но пишет , мать не забывает, и можно эти драгоценные листочки каждый день перечитывать, ни к кому не обращаясь. А то вот Нюрка-то Тимошиха как раз к ней часто бегает, письма от дочек почитать. Надо сказать, дочки у Тимошихи пишут чаще, чем ее Коленька, но на то они и дочки, да и в городе ведь у них ни коровы, ни огорода — что еще вечером делать? А вот ее сынок — Николай Алексеевич — военный летчик! Чай, у него времени-то поменьше, чем у продавщицы Катьки да медички Наташки!
     Но именно тогда, двадцать лет назад — в семьдесят пятом — пришлось узнать ей, пожилой уже женщине, об этом трижды проклятом Марсе; узнать — и не забывать теперь уже никогда, до самого последнего, смертного часа. Началось все так неожиданно и стремительно, что кажется, будто сама жизнь Александры Петровны разломилась на две половинки: до этого июльского дня — и после.
     Было еще совсем рано — только выгнали коров на пастбище. Утро выдалось какое-то особенно чистое, по-июльски теплое, тихое и безоблачное. Но первозданную райскую тишину резко и грубо разорвал треск мотоциклетного мотора. Старый “Иж” председателя, вынырнув из леса, мчался по сухой, прожаренной солнцем дороге, оставляя за собой такие клубы дыма и пыли, что казался подбитым “Мессершмиттом” из военных фильмов. Еще не доехав до первых домов деревни, председатель начал что-то возбужденно орать, порываясь при этом еще и размахивать руками. Не сдержав рвущихся из души эмоций, он оторвал-таки обе руки от руля, но, резво взмахнув ими пару раз, нарушил этим, видимо, устойчивость своего двухцилиндрового агрегата, и мотоцикл, угрожающе накренившись набок, изменил свою первоначальную траекторию. Председатель опомнился, лишь когда переднее колесо отделяли от придорожной канавы какие-то полметра. Он судорожно схватился за руль, но спасти положение сумел уже только отчасти. Вместо того, чтобы клюнуть на полном ходу носом в канаву, мотоцикл влетел в нее по касательной, упав правым боком на пологий склон. Но председатель словно и не заметил этого дорожно-транспортного происшествия. Он быстро выбрался из-под поверженной машины и, прихрамывая, бросился бежать к дому Александры Петровны, продолжая при этом громко, но неразборчиво орать и теперь уже совершенно беспрепятственно размахивая руками, как готовящаяся ко взлету курица.
     У Александры Петровны вдруг что-то екнуло в груди и тисками сдавило сердце. Из бессвязного вопля подбежавшего уже совсем близко к ее избе председателя она разобрала только одно: “Николай Бурдаев”. Это было имя ее сына. “Коля, Коленька...” — прошептала Александра Петровна вмиг помертвевшими губами и, схватившись рукой за грудь, стала медленно опускаться на лавку. Но председатель, прогремев ведрами в сенцах, уже влетел в избу, и только увидев на его красном, заляпанным грязью, перекошенном лице застывшую, словно грубо приклеенную, гримасу дикого восторга, она поняла, что беда миновала.
     — Радио!!! Включай радио! — заорал в самое ухо председатель. Он хотел сказать что-то еще, но все другие слова, похоже, вылетели из его головы при падении с мотоцикла. Он лишь продолжал махать руками так, что затрепыхали ситцевые занавесочки на окошке, и повторял, как заведенный: — Радио! Скорее, радио!
     — Да нет у меня радио! — простонала Александра Петровна. — Что случилось-то?! Ты, ирод, меня в гроб чуть не загнал! Что с Коленькой? Что?!
     Председатель неожиданно прервал свой рукокрылый взлет и застыл, как вкопанный. Его глаза округлились, лицо покраснело еще больше, даже вздулись жилы на лбу, но сказать он так ничего и не сумел. Поняв, что от председателя в ближайшее время ей ничего путного не дождаться, Александра Петровна бросилась к двери.
     У неграмотной Нюрки Тимошихи как раз было радио.
     Уже на крыльце Нюркиного дома Александру Петровну догнал очухавшийся председатель. Способность мыслить вернулась к нему вместе с выбитыми из головы словами. Причем слова эти стали вылетать из председателя пожалуй даже быстрее, чем формировались сами мысли.
     — Николай, Николаев Бурдаев! — затараторил председатель. — Он на Марс полетел! Советский корабль!!! Шесть человек!!! Сегодня ночью!!!
     Поскольку Александра Петровна ничего до этого не слышала о Марсе, ей снова стало страшно.
     — Какой корабль?! — заплакала она. — Коля же летчик!
     — Космический корабль! — затряс женщину за плечи председатель. — Прекрати реветь, ты у нас теперь мать космонавта!
     На шум высунулась из избы Нюрка.
     — Вы че тут разгалделись?! Михалыч, ты че в таку рань примчался? Война што ль?! — эта неожиданная мысль вдруг показалась Нюрке очень правдоподобной, и она громко заголосила во все горло.
     — Цыть, дура!!! — рявкнул на Нюрку председатель, став наконец самим собой окончательно. — Накаркаешь! Включай радио скорее! — и оттолкнув оторопевшую бабу, он сам влетел в избу и метнулся к приемнику. За ним ринулись женщины. Из динамика, включенного председателем на полную громкость, с полуслова загремел голос диктора: “...паж корабля “Союз 7К-М1” перешел на борт марсианского экспедиционного комплекса “Аэлита”. В три часа восемнадцать минут по московскому времени с космодрома “Байконур” произведен запуск космического корабля “Союз 7К-М2” с экипажем в составе командира корабля — летчика-космонавта, подполковника Бурдаева Николая Алексеевича, бортинженера — Героя Советского Союза, летчика-космонавта, подполковника Еремина Геннадия Александровича и космонавта-исследователя Саленко Сергея Семеновича. Космический корабль “Союз 7К-М2” выведен на околоземную орбиту, и в настоящее время его экипаж готовится к операции стыковки с марсианским экспедиционным комплексом “Аэлита”. После того, как оба экипажа займут свои рабочие места в экспедиционном комплексе, будет запущен разгонный блок, и космический комплекс “Союз 7К-М1” — “Союз 7К-М2” — “Аэлита” начнет ускоряться для достижения второй космической скорости, после чего возьмет курс на планету Марс.
     Прослушайте биографии членов экипажей космических кораблей “Союз 7К-М1” и “Союз 7К-М2”...”
     Женщины стояли раскрыв рты, ничего пока не понимая из сказанного. Александра Петровна не могла еще поверить, что говорят про ее Коленьку. Мало ли бывает однофамильцев! И Николаев Алексеевичей тоже в СССР — пруд пруди! Этот, к тому же, — подполковник, а Коленька-то — майор. Но вот диктор дошел до слов: “Командир корабля “Союз 7К-М2” — летчик-космонавт, подполковник Бурдаев Николай Алексеевич родился 30 ноября 1940 года в деревне Исток Великоустюгского района Вологодской области...”.
     — Это ж твой Колька! — ахнула Нюрка, всплеснув руками.
     Теперь это поняла и сама Александра Петровна. И обе женщины в один голос зарыдали.

     Председатель был всего лишь первой ласточкой. В этот же день к Александре Петровне прикатило районное руководство из Великого Устюга, ближе к вечеру — областное, из Вологды, ну а на следующий день Исток — забытая Богом деревушка в десять дворов — превратился просто в центр Вологодской области! Приезжали представители из Москвы, Ленинграда, других городов Союза; газетчики, теле-радиорепортеры, важные и не очень советско-партийные руководители, делегации трудовых коллективов и школьников и многие-многие другие. Разбитая грунтовка, петляющая сорок километров по полям и лесам от Великого Устюга до Истока, за все свое существование не переносила на себе столько транспорта, сколько потрамбовало ее за эти несколько дней. Поток посетителей стал редеть дней через десять, а только лишь где-то через месяц сократился до одного-двух человек в день. Жители деревни, не привыкшие к такому дикому столпотворению, вздохнули с огромным облегчением. Александра Петровна — тем более. Только безграничная гордость за сына помогла ей выдержать это ужасное напряжение, длящееся целый месяц. Усталость от ежедневного общения с такой уймой народа была для непривыкшей и к тысячной доле подобного интереса к себе пожилой женщины просто непосильной нагрузкой!
     Единственной положительной стороной этого паломничества был подаренный в первый же день областной администрацией телевизор. Приехавшие с ними специалисты в полчаса соорудили и установили возле дома высоченную мачту антенны, подключили к ней и настроили новенький телеприемник, и уже в тот же вечер в набитой до отказу народом избе Александра Петровна смогла увидеть на экране своего Коленьку. Стыковка “Союза 7К-М2” с “Аэлитой” произошла удачно, и Николай Бурдаев в кругу своих космических собратьев бодро рапортовал партии и правительству страны Советов об успешном начале экспедиции.
     Бабы восхищенно ахали и охали, глядя, как их бывший сосед Колька парит в невесомости. А сердце матери разрывалось от огромной любви к сыну, такой же огромной гордости им и не менее, а скорее — более чем огромного волнения и страха за него.
     Череда дней превратилась в один сплошной поток переживаний и сердечной боли. Александра Петровна не пропускала ни одного выпуска “Новостей”, ни одной программы “Время”. Об “Аэлите” говорили всюду, громко и много. Вся великая страна восхищалась смелостью и героизмом шестерых советских парней — и ее Коленьки в том числе! “Мы снова впереди всех в Космосе!” — кричали с экрана политики и журналисты. “Янки, утритесь теперь своей Луной!” — явным подтекстом светилось каждое выступление, телерепортаж, газетная статья.
     Александра Петровна знала теперь, что такое Марс. Заезжие люди прожужжали ей все уши этой Красной планетой. Она бы теперь смогла, наверное, читать лекции о Марсе в сельском клубе! Побывавшая в гостях группа школьников из вологодского астрономического кружка привезла ей в подарок телескоп-рефрактор и научила находить Марс на небе, пользуясь звездным атласом и справочником. Полуграмотная женщина на удивление быстро все поняла, но смотреть в телескоп ей не понравилось — пугающая бездна Космоса, затянувшая в себя ее сына, казалась через окуляр трубы еще более страшной.
     “Зачем же ты полетел туда, сыночек? — шептала мать бессонными ночами. — Что ты забыл на этом Марсе? Там ведь, говорят, ни людей, ни деревьев, даже травы нет! Ни рек там нет, ни озер, и воздухом тамошним дышать нельзя. Приезжал бы ты лучше сюда, Коленька! Ты же знаешь, какой сладкий воздух у нас, какой лес у нас зачарованный, какая речка ласковая! Ведь как ты любил разогнаться с угора и полететь с обрыва в воду ласточкой... Вот и теперь летишь, не ласточкой уже, а орлом могучим... Но куда, зачем, Коленька?!”

     Пролетал день за днем, месяц за месяцем. Все ближе и ближе был ее Коленька к чужой непонятной планете, все дальше и дальше от родной Земли и матери. Через долгих семь месяцев улыбающиеся с экрана телевизора сын и его товарищи доложили, что экспедиционный комплекс “Аэлита” приблизился к расчетной точке и готовится лечь на околомарсианскую орбиту.
     Это было последнее их сообщение. Это был тот самый последний раз, когда увидела мать сияющие звездным блеском глаза своего сына. После этого сеанса экипаж “Аэлиты” на связь больше не выходил. Оборвалась не только связь с экипажем — перестали поступать все сигналы с борта комплекса: навигационные, телеметрические, любые... Страна ахнула и застыла у экранов телевизоров и динамиков радиоприемников. Никто не хотел поверить в трагедию. Разумных объяснений случившемуся было много: поломка передающей антенны, обширная зона непрохождения радиосигнала, — что угодно, только не самое страшное! Ни с телеэкранов, ни со страниц газет не прозвучало ни полслова даже о возможной гибели экипажа. Что страна, — вся планета, затаив дыхание, ждала и надеялась!
     Александра Петровна почернела от горя, но гнала, как могла, страшные мысли из головы. Она исступленно, неистово молилась, она просила Господа вернуть ей сына в обмен на что угодно, даже на собственную жизнь. Но, то ли не услышал Господь, то ли была на то Его воля...
     Прошли еще полгода — тот срок, за который “Аэлита” должна была вернуться домой. Все это время средствами массовой информации поддерживалась надежда на то, что с кораблем и экипажем все в порядке, программа выполняется по плану, и только повреждения передающего устройства или антенны делают связь с межпланетным комплексом недоступной. Но истек и самый крайний срок. Было официально и скупо объявлено о гибели экипажа “Аэлиты”. И — тишина... Страной словно бы овладел жуткий склероз. Шестерых отважных парней не только не стало — их словно и не было никогда.
     Александра Петровна уже не плакала — слез просто больше не было — она лишь тихо шептала: “Почему их не спасают? Как могли о них забыть?!” Разве могла понимать, в одночасье превратившаяся из пожилой в старую, женщина, что в стране просто нет и быть не может тех средств, чтобы организовать хоть какое-то подобие спасательной экспедиции; что только гонка приоритетов между Советским Союзом и Америкой, только жажда любой ценой взять реванш за лунное поражение заставила советское правительство буквально выжать все возможное и невозможное для создания этого, единственного, пропавшего в глубинах Космоса комплекса! Она не знала этого, но она и не хотела ничего этого знать. “Почему бросили в беде, забыли моего сына?!” — вот единственный вопрос, на который она хотела услышать ответ. Но дать ей его было некому.
     Еще через два месяца к ней прибыла делегация военных. Красивый седой генерал, пряча глаза, протянул ей две алых коробочки — с Орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза. Александра Петровна даже не взглянула на высочайшие награды страны. Она не слышала также, что виноватым тихим голосом говорил при этом седой генерал. Она спросила его только, перебив на полуслове: “Почему вы их там бросили?” Генерал ответил честно: “У нас не было ни малейшей возможности их спасти”. “Тогда зачем все это было надо?” — снова спросила мать. Генерал ничего не ответил.

     Когда небо затянуто тучами, или Марс просто не виден, старая женщина не выходит к угору. Она садится за дощатый струганный стол, почерневший от времени, достает из бархатной красной коробочки блестящую желтую звездочку и кладет ее рядом с фотографией сына в узорной деревянной рамке. Женщина долго и молча смотрит в глаза улыбающегося сына, потом кивает на высшую советскую награду и говорит: “Ты ведь не к этой звезде летел, сыночек. Ты летел к настоящим звездам. Ты у меня молодец”.


 
Скачать

Очень просим Вас высказать свое мнение о данной работе, или, по меньшей мере, выставить свою оценку!

Оценить:

Псевдоним:
Пароль:
Ваша оценка:

Комментарий:

    

  Количество проголосовавших: 1

  Оценка человечества: Хорошо

Закрыть