Осень.

         Безнаказанно и дерзновенно
         Ты врываешься в окно.
         Выпускаешь из острогов пленных,
         Покрываешься листвой.
         Кружишь разум слепнущим туманом,
         Забываешься порой
         И горячей, солнечной, обманной
         Прижимаешься щекой.
         Но, отпрянув в безобразном гневе,
         Обещаешь уморить.
         И течешь в расслабившемся теле,
         А душа болит... болит...

         В метро.

         Тонкие струны
         Нервно по сумке
         Пальцами водишь в метро.
         Я без огляду
         Войду и сяду
         В темно-зеленом пальто.
         Жизнь проводами
         Тянет над нами
         Нудную сеть городов.
         Пошло - не пошло,
         Все уже в прошлом,
         Скоро семнадцать годов.
         Как я жалею,
         Как я болею,
         Как я стараюсь дышать.
         Только звоночки
         Без проволочки
         Время заткнуть... и бежать!

         Горбатый Шут

         В крике-боль, а в смехе-горб!
         Разноцветный, жалкий, злой,
         Пляшет, плачет, тащит горб
         Он дорогой шутовской.
         Мрамор ровно лижет смех,
         С лиц стекает неприязнь.
         Он для всех... для всех... для всех
         Юмор, кукла... И боязнь...

         *А.Ахматова "Путем всея земли"*
               Все мы ляжем в землю

         Земля.

         А ты, крестьянка темнокосая
         Все та же, молчалива и тиха,
         Хмельная и простоволосая,
         Когда возьмешь меня в свои меха,
         К друзьям весны моей оборванной,
         Они меня с полуулыбкой ждут,
         И птицы с глоткою надорванной
         На небеса накладывают жгут.
         Но чрево разрывается травой
         По миру полосой скользят леса,
         С тобой нам встреча под одной прямой,
         Под пологом холодным, как роса.

         ***

         Мы в объятьях китайских будильников
         Зацелованы серой толпой.
         И потеряны в волнах мобильников,
         Заблудились теперь мы с тобой.
         Я, крещеная в полосах ножиков,
         Расплескалась в витринах утра.
         Укрываюсь средь беглых заложников,
         Что забыли шальные ветра.
         Все. Возможно теперь невозможное
         И не тронуты чаши весов.
         Отчего же такая тревожная,
         Смертью втянута стрелка часов...

         ***

         Под пыль уносит тени городов
         И судьбы в глинобитных стенах.
         Когда-нибудь мой бесприютный кров
         Окажется в объятьях тленных.
         Пока же голубятся небеса
         И глухо слышны сердца стуки.
         Я лишь в твои хочу глядеть глаза,
         Тогда не вечны кажутся разлуки.

         Без сердца.

         1)
         Я знаю - проживу не долго.
         Без сердца долго не умеют жить.
         Постыло, "нет любви", "нет бога".
         Вы просто не умеете любить.
         Увы, я стала бессердечной,
         Но не от злости, пошлости времен.
         Я к этому совсем беспечна.
         Я песнь пою тягучую, как стон.

         2)
         Я плакать разучилась, верить,
         Но не от черствости - УВОЛьТЕ!
         Я просто не умею мерить
         Себя на чувства... прошу, не спорьте.

         3)
         Я сердца вырвала, как Данко.
         Считала - если есть, нужней другим.
         Да только мало вам небесной манки,
         Мой сердца свет, не осветив, застыл.

         ***

         Жду я осени до слез.
         Шепелявый ветер, звон небес
         Только - осени всерьез,
         Чтоб лилась, как кровь, через порог.

         Листья; золотистый дым;
         Отсырелый запах грязных луж.
         Лета сыплющийся грим
         И зачатки зубоватых стуж.

         Бабочки

         Порох вопросов
         В закрытых глазах.
         Кажется - спросят,
         Но - тени и страх.
         Грохот ведерка,
         Тонущего в дне.
         Плачет девчонка,
         Ей жалко. А мне?
         Радио трепет
         И провода звук.
         Что там натреплют
         В печати наврут?
         Бабочка в пальцах
         Зажата. Пустить?
         Сколько их - в пальцах?
         Сколько - в других?

         Час и двадцать.

         Задышала полной грудью
         Моя зимняя печаль.
         Под рубашкой крестик студит,
         Холодна резная сталь.
         Только утро замирает
         И молчит в немой строке,
         На окошке замерзает,
         Твой подаренный букет.
         На скамейке, в парке, где-то
         Все белит от света льда.
         Кто-то ищет в сердце лето
         И ушедшие года.
         Я же здесь в свои шестнадцать
         Так нелепо жажду скуки,
         Так нелепы мои мук.
         До отъезда час и двадцать...

         Телефон

         Опять ты, серебряный, сердитый,
         По проводам несешь чужую боль.
         Опять отец мой у окна, небритый
         Нахмурил свою яростную бровь.
         И снова белой, как стена, рукой
         Я зажимаю трубки мерный пульс.
         Мне кажется, что связана с тобой
         Гудков протяжных рвущаяся грусть.

         В лесу.

         Огромные и грозные, как волки,
         Что сев спокойно жертву сторожат.
         Пахучие еловые иголки
         Мой старый мокрый плащик ворошат,
         И небо все в кусочках, как полотна,
         Ерошит свои брови - облака.
         И перед ним склоняются угодно
         Дни, месяца, недели и века.
         Бежит и прячется в кустах тропинка,
         И путает замятые следы.
         Кукушка длинным эхом-перебивкой
         Дозвалась тусклой утренней звезды.